Призрак Кондопоги у Капустина Яра

Ксенофобия становится принципом межнациональной политики.

Призрак Кондопоги забрёл в Астраханскую область. На территории закрытого территориального образования Знаменск произошла массовая драка между чеченцами и русскими. Общее количество участников этого столкновения оценивается в 150 человек, а само «знаменское побоище» сопровождалось применением огнестрельного оружия. Итогом стала гибель одного человека и госпитализация нескольких. Остроты ситуации добавляют три факта.

Во-первых, закрытое территориальное образование располагается практически рядом с Капустиным Яром, то есть с одним из главных ракетных полигонов России. Если с безопасностью рядом с «особой территорией» дело обстоит следующим образом, то можно только гадать, где и когда в условиях не столь пристального внимания военных и силовиков подобные инциденты могут произойти.

Во-вторых, инцидент снова показал нежелание властей и правоохранительных структур решать проблему системно и их стремление попросту скрывать информацию. Сама драка произошла 19 июля, но известно о ней стало только две недели спустя. И то благодаря сообщениям местных жителей в интернете. Среди прочего эта ситуация демонстрирует ещё и вопиющую архаичность взглядов чиновников регионального уровня, которые искренне считают, что в условиях глобального информационного пространства можно, как в советские времена, заглушить распространение информации о трагических инцидентах. Так это было в Грозном в 1958 году, в Новочеркасске в 1962 году или во Владикавказе в 1981 году, но уже не получилось в Сумгаите в 1988 году. Однако похоже, что все эти события нынешних чиновников совершенно ничему не научили. Стремление скрыть событие вместо анализа предпосылок, породивших его, по-прежнему определяет поведение правящего класса и на местах, и на высшем уровне. Снова доминирует «политически корректная» версия о бытовых разногласиях. По словам руководителя Ахтубинского межрайонного следственного отдела Гульнары Акмамбетовой, «конфликт произошёл на почве личных неприязненных отношений и носит экономическо-бытовую подоплёку». Непраздный вопрос — как личная неприязнь могла одновременно охватить полторы сотни человек? 

В-третьих, знаменский инцидент произошёл в полиэтничном регионе юга России. И не просто полиэтничном, а в области, являющейся уже не первый год территорией притяжения как мигрантов из республик бывшего СССР, так и внутренних мигрантов (прежде всего из республик Северного Кавказа). Более того, Астраханская область является самой пёстрой по этническому составу из всех областей российского юга с доминирующим русским населением. Здесь проживает самая крупная в РФ казахская община (доля казахов в этническом составе населения составляет 14,3%), многочисленные общины татар, азербайджанцев, народов Северного Кавказа. Согласно данным Всероссийской переписи 2002 года, русские здесь составляют 70% от общего числа жителей Астраханской области. В четырёх из одиннадцати районов Астраханской области (Володарском, Красноярском, Приволжском и Наримановском) они не составляют абсолютного большинства. 

В то же время суммарно представители горских народов Северного Кавказа (выходцы из Дагестана и Чечни) — это порядка 3% населения. При этом северокавказские общины региона в постсоветский период существенно выросли. Например, по данным Всесоюзной переписи 1959 года, в Астраханской области проживало всего 59 чеченцев, в 1989 году — 8 тыс. человек, в 2002 году — 10 тысяч (а по экспертным оценкам начала ХХI века, около 17 тыс. человек). Между тем в последние годы межэтнические инциденты происходили на астраханской земле не однажды. Многие из них становились резонансными событиями, получавшими широкое освещение в федеральных СМИ. 18 августа 2005 года в селе Яндыки Лиманского района прошли массовые беспорядки с участием 300 человек (калмыки, русские против чеченцев).

7 августа 2007 года (снова роковой август!) произошла массовая драка в Наримановском районе Астраханской области с участием 200 человек, также имевших друг к другу личную неприязнь. В отличие от Яндыков, эта история не получила широкого освещения в федеральной прессе, что, впрочем, не снижает её значимости для характеристики межэтнической ситуации в Астраханской области.

Сегодня существует несколько версий произошедшего в Астраханской области в июле 2009 года. В качестве виноватых называют и чеченцев, и русских. В интернете была высказана даже такая экстравагантная версия, что группировка чеченцев пыталась обложить данью российских военнослужащих. Между тем задачей экспертного сообщества является не детальный разбор полётов (кто, куда, с какими намерениями пришёл и кто первый ударил), а объяснение причин, делающих актуальным понятие «массовые беспорядки». Предложения по выходу из сложившейся ситуации, звучащие в Сети, тоже однообразны. Здесь присутствуют мысли от ограничений на въезд кавказцев в «русские» регионы до отставок конкретных чиновников и милиционеров, не справившихся с задачей.

Однако проблема, подобная Знаменску (а немного раньше Степновскому району Ставропольского края), не сводится к персональным переменам во власти. Повторение в той или иной степени феномена Кондопоги — это не кризис в работе отдельных ответственных работников. Это проявление системного кризиса российской национальной политики. Политики, которую правильнее было бы назвать как фольклорно-этнографическую, во-первых, и этноцентричную, во-вторых.

Как сегодня понимают чиновники суть и смысл национальной политики? Иногда до безобразного просто — как проведение дня армянской (татарской, карельской, удмуртской и т.д.) культуры с песнями, плясками и закусками. На более сложном (и более высоком) уровне национальная политика — это система мер, направленных на создание преференцией для этнических групп, определение того, кто и где является «титульным» и «коренным», а кто должен подлаживаться под самых «коренных» и автохтонных на определённой территории. Но весь фокус в том, что этническая группа не может являться ответчиком и вообще субъектом политического процесса. Этнос — это не юридическое и не физическое лицо, и что такое этнические интересы — вообще непонятно. Многие русские публицисты (фамилии их известны) выступают с апологетикой кондопожского погрома, а автор настоящей статьи (тоже русский) резко не принимает такое «народное творчество масс». Кто из нас более русский и более трезво отражает интересы русского народа? Вопрос риторический, а ответ на него зависит от личного вкуса задающего. Одни осетины выступают за налаживание диалога с ингушами, а другие пишут учебники о «Великой Отечественной войне осетинского народа с ингушскими фашистами». Кто из них «правильный» осетин? Кто «лучший» чеченец — террорист с тротилом или бывший президент Алу Алханов, воевавший с этими самыми террористами?

Таким образом, понятие «этнический интерес» чрезвычайно расплывчато и неопределённо. Но эти самые интересы приватизируют общественные организации, называющие себя выразителями интересов всей этнической группы в целом. Власть же основывает всю национальную политику через выстраивание отношений с так называемыми национально-культурными автономиями, то есть с этноэлитами. Считается, что за всех чеченцев ответственность несёт национально-культурная автономия (НКА) чеченцев (аналогично с армянами, грузинами, азербайджанцами, татарами). В результате при таком подходе НКА фактически наделяется функциями квазигосударства. Любое противоправное действие гражданина Акопяна (Алиева, Мусаева и т.д.) рассматривается не как деяние гражданина Акопяна, а как коллективная ответственность армянской (чеченской, татарской) общины региона. Отсюда и вызовы в милицию лидеров общины, которые с гражданином имярек либо вообще не знакомы, либо имеют принципиально разные сферы занятости. Как правило, главами НКА бывают уважаемые люди, прямо с криминалом не связанные. Подводя предварительные итоги, можно сказать, что институционализация этничности ведёт к тому, что любое преступление отдельного гражданина (а чеченцы в Знаменске — это российские граждане, а не нелегальные китайцы или нигерийцы) рассматривается как преступление всей этнической группы, которая наделяется статусом «коллективной личности». Коллективные права, таким образом, становятся выше прав и обязанностей гражданина перед законом. Результат очевиден. Власть выстраивает отношения не с человеком и гражданином, а с группами. Такой групповой подход чреват апартеидом и ксенофобией. Носителями ксенофобии являются все — и мигранты, и коренные жители (хотя какие корни есть у жителей Дона, Кубани, Астраханской области — трудно понять рационально). И сегодня бороться надо не за «хороших русских» или «хороших кавказцев» (и, соответственно, против плохих русских и нерусских), а против ксенофобии как принципа жизни и политики.

Только таким образом можно преодолеть апартеид и минимизировать ксенофобию и погром как универсальный способ решения национального вопроса. Удивительным образом идеал такой национальной политики сформулировал несколько лет назад в интервью радиостанции «Эхо Москвы» экс-министр иностранных дел дудаевской Ичкерии Шамиль Бено: «Все мы, независимо от того, как нас зовут — Шамиль, Иван, Исаак и т.д., — должны считать себя в первую очередь гражданами России. Первичная идентичность должна быть гражданская, а затем уже по культурной принадлежности — русский, чеченец, армянин, еврей — в своём быту». Увы, для признания этого тезиса Чечне дважды пришлось преодолевать сепаратистский соблазн. Очень не хотелось бы, чтобы усвоение этой истины проходило в других частях нашей родины.

Автор: Сергей Маркедонов,
завотделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа  

Источник: chaskor.ru