Статья добавлена 25 июня 2009, в четверг, в 10:20. С того момента...
2736 |
просмотров |
0 | добавлений в избранное |
1 | комментарий |
Представлена в разделах:
Некоторые аспекты частного предпринимательства в СССР
Как внутри советской плановой экономики процветал теневой капиталистический сектор.
Вообще, тема эта на самом деле большая, и даже, не побоюсь этого слова, очень большая. По-хорошему, на тему частного предпринимательства в СССР в 70-е годы надо писать серьёзную работу. Ибо, как я уже где-то говорил, в 70-х годах в СССР, собственно, функционировало две экономики: плановая советская и теневая «капиталистическая». Оплотом плановой советской была промышленность группы А (тяжпром) и всё, что с этим связано. А вот в группе Б (лёгкая промышленность, сервис) с каждым годом плановая советская всё больше сдавала свои позиции теневой капиталистической. В этом ничего странного не было — даже Госплан не может отменить закона «спрос рождает предложение».
Если советская лёгкая промышленность к концу 70-х годов уже почти не справлялась с запросами советских граждан, выпуская какое-то редкостное дерьмо, то нелёгким делом удовлетворения спроса на изделия лёгкой промышленности (извиняюсь за каламбур) занялись люди, которые стояли вне советских законов и рисковали своей свободой, а подчас и жизнью ради теневых прибылей. Впрочем, обороты были такими, что эти люди (цеховики, фарцовщики, спекулянты) могли делиться с государственными структурами, которые по идее должны были с ними бороться. Самой коррумпированной была одна из структур МВД под названием ОБХСС (отдел борьбы с хищениями социалистической собственности), которая к концу 70-х боролась преимущественно с какими-нибудь мелкими сошками (продавцами, которые обвешивают покупателей, поварами, которые недокладывают в суп мясо и масло и т.п.), а вот крупняк вроде директоров магазинов и ресторанов, директоров фабрик и т.п. если изредка и садился, то исключительно по причине того, что недостаточно много «дали на лапу».
Только с приходом в ноябре 1982-го к власти Андропова начались массовые аресты вполне так разросшегося класса советских подпольных миллионеров. Одним из самых известных было дело директора Елисеевского магазина, от которого нити тянулись чуть ли не к первому секретарю МГК КПСС Гришину. Но Андропов как-то на удивление быстро покинул бренный мир, и всё покатилось как прежде. Набирая обороты. Был ли он убит? Вопрос открытый. Я пытался в своё время, пользуясь определёнными возможностями, недоступными среднестатистическому человеку, пролить хотя бы для себя свет на этот вопрос. Но так ни до чего и не докопался. Никто из тех, с кем я пытался на эту тему говорить, интереса к этой теме не проявлял. Объективно говоря, Андропов в самом деле был очень болен. Но точно так же объективно — в СССР было немало очень могущественных людей, причём людей с огромными деньгами, кто был очень заинтересован в смерти Андропова. Так что вопрос открытый.
Сейчас общим местом стало брюзжание о тех или иных гадостях и гнусностях нашего времени, получивших нейтральное название «коррупция». Имеется такое, увы, кто бы спорил? Но вся штука-то в том, что всё это дерьмо не после 1991 года появилось. Всё это зародилось по крайней мере в 70-х годах при Брежневе, если не ранее. Но в 70-х — начале 80-х был так сказать латентный период. Причём он порождал ряд извращений именно потому, что официально, с точки зрения УК и официальной идеологии, частное предпринимательство было самым страшным злом, какое только можно себе вообразить.
Поэтому это самое теневое частное предпринимательство, которое к началу 80-х приняло практически промышленные масштабы, принимало порой уродливые формы. И нельзя сказать, что не было людей во власти, кто хотел бы как-то сдвинуть этот вопрос с мёртвой точки. Пытались. Например, при помощи литературы и кино. Как пример — диалог муровца и частного портного из фильма «Огарёва, 6» (или «Петровка, 38» — не помню уже точно). Суть диалога: портной рассуждает, неужели государству есть вред от того, что он шьёт хорошие костюмы на дому? Муровец (в исполнении Юматова) с ним соглашается. Но оба они ничего сделать не могут. Ибо всем в СССР заправляет Политбюро ЦК КПСС (об этом в фильме, конечно же, ни гу-гу), а тамошние кремлёвские мумии даже слышать не хотели о том, чтобы начать движение в сторону трансформации советской экономики во что-либо хоть чуть-чуть более нормальное.
Ну ладно, это всё, так сказать, предисловие. Я, собственно, хотел просто проиллюстрировать, как видел эту жизнь в государстве с двойной экономикой (официальной и теневой) житель Страны Советов. Для этого снова воспользуюсь воспоминаниями бывшего офицера спецотряда КГБ СССР «Зенит» Валерия Курилова (бывшего оперативника областного УКГБ), который в июле 1979 года в составе отряда прибыл в Кабул для усиления охраны советского посольства (тогда ещё никто не мог предположить, какой драматический оборот примут события спустя всего несколько месяцев). Я уже цитировал его воспоминания. Разумеется, 90 процентов воспоминаний посвящены политической обстановке и описанию операций, в которых принимал участие автор воспоминаний. Но между тем он делится и своими личными впечатлениями от увиденного. Живой ведь всё-таки человек.
Так вот, когда отряд «Зенит» прибыл в Кабул в июле 1979 года, то первое время бойцы отряда (офицеры КГБ, подготовленные в специальном тренировочном центре) сидят на казарменном положении, в город не выходят, питаются скудным солдатским сухим пайком. Причём очень странно себя ведёт «мама» — жена посла, которая относится к офицерам-спецназовцам с какой-то брезгливостью («солдатня вонючая») и следит, чтобы они не стащили с её огорода овощи и фрукты (что, разумеется, оскорбляет офицеров, ибо им в голову такое не приходило). Но спустя какое-то время им выдают на руки местную валюту, чтобы они могли себе что-то купить в посольском магазине и в городе (Кабуле). Далее даю слово Валерию Курилову:
«Вообще-то я заметил: у нас для того, чтобы сделать человека счастливым, нужно не так уж и много. Например, если человека долго мучить и оскорблять, унижать, издеваться над ним, морить голодом, бить и так далее, а потом внезапно… отпустить и какое-то время не трогать — вот именно тогда наш человек и испытывает огромное счастье, чувство глубокого удовлетворения и благодарности! Это же чудесно, друзья мои, согласитесь!»
Далее Курилов рассказывает о том, как руководство отряда и некоторые счастливцы начинают выезжать в город на рекогносцировку (что им сильно пригодилось в декабре того же года).
«Из поездок на «рекогносцировку» народ возвращался притворно озабоченный сложностью «оперативной обстановки» и с покупками! По тем временам это были диковинные для нормальных советских людей вещи: джинсы, батники, японские часы и магнитофоны, дублёнки. Да… такие вещи в Союзе были доступны, кроме так называемых «выездных», только для лиц, живущих на нетрудовые доходы или пользующихся льготами черпать из государственной кормушки: работникам торговли, партийным и профсоюзным бонзам. А также рубщикам мяса на базарах, цыганским баронам, начальникам овощных баз, спекулянтам с Кавказа и из Средней Азии!»
В этом абзаце воспоминаний офицера КГБ в общем-то перечислены все группы граждан СССР, которые в СССР жили и действовали в поле «теневой экономики». Это лето 1979 года. Кстати, как раз именно тем летом я отдыхал в пионерлагере КГБ СССР. Очень многие пионеры (дети сотрудников Комитета) красовались в импортных джинсах и майках. И вообще хорошим тоном считалось там одеваться во всё заграничное. Не для всех, конечно, но общий фон был именно таким. Но слушаем дальше чекиста, который описывает свои ощущения в 1979 году от увиденного в убогой столице убогого государства (Афганистана).
«Оказывается, что по тем деньгам, которые нам выдали, все считавшиеся в СССР дефицитными товары стоили здесь не так уж дорого и были вполне для нас доступны! Мысленно я уже представлял, как возвращаюсь домой с богатыми подарками и покупками, как вся моя семья, на зависть торгашам, ходит в удобных, модных и красивых джинсовых одеждах, наслаждается чистейшими звуками модной музыки, записанной на настоящую японскую кассету и проигрываемую на настоящем японском стереомагнитофоне. Ведь к тому времени наша отечественная промышленность уже вконец утратила возможность количественно и качественно удовлетворять потребности граждан и застопорилась на производстве товаров образца 50-х годов, которые никто уже не хотел брать…»
Это, напомню, 1979 год. Согласитесь, советская промышленность должна была очень хорошо постараться, чтобы такие мысли приходили в голову не какому-то там диссиденту, а офицеру госбезопасности. Хотя офицер госбезопасности старается оценивать это всё правильно с точки зрения идеологии, ведь он мало того что чекист, так ещё и член КПСС. Вот что не без иронии он пишет:
«Скажу вам честно: без денег жить гораздо спокойнее. Правильно говорят: деньги зло, они отвлекают трудящихся, а равно и военнослужащих, от классовой борьбы и ненависти. В этой связи сразу вспоминается расхожая байка про партийного пропагандиста, который говорит: «Запад загнивает!» А трудящийся ему отвечает: «Да, загнивает, но как хорошо пахнет!»
Читаем далее:
«Между тем с очередным рейсом к нам из Союза прилетело небольшое пополнение… Кроме того, нам прислали несколько переводчиков, знающих местный язык дари, а также фарси.
И вот один из переводчиков — молодой парень, армянин, стал «открывать нам глаза». Он объяснил, что заграница для умных людей — это золотое дно, что в Союзе люди тратят на взятки огромные деньги, чтобы попасть «за бугор»: ведь всё потом окупается. Ознакомившись с ситуацией на местном рынке, он привёл конкретные примеры, как надо «делать деньги». Итак, на выданную нам на руки сумму можно купить штуки четыре или пять местных дублёнок и столько же зимних шапок. Все эти вещи переправляются в Союз, где сдаются в комиссионку за сумму, втрое превышающую ту, которую затратили здесь. На вырученные рубли у спекулянтов, которые всегда толкутся в Москве около «Берёзок», приобретаются «чеки», которые идут по курсу 1:1,5 или даже 1:2. Затем эти «чеки» переправляются сюда, обмениваются на афгани (чеки скупают русские жёны богатых афганцев, а также афганские студенты, которые обучаются в Союзе). На афгани снова закупаются дублёнки и шапки… и так далее. Причём с каждым оборотом первоначально вложенная сумма увеличивается чуть ли не в пять раз!
— А вы что думали? Так делают все умные люди! Я это знаю совершенно точно: у меня родители всю жизнь проработали за границей и я жил с ними за кордоном, пока был школьником. А иначе и жить-то было бы не на что! Вы знаете, сколько платят американцам, которые работают за границей? Да рядовому сотруднику их посольства платя втрое больше, чем нашему послу! Нас ведь государство здорово во всём обирает. Вон, нашим работникам в ООН положена зарплата от ООН в несколько тысяч долларов в месяц, а их заставляют все деньги отдавать государству, как бы добровольно, а оставляют совсем чуть-чуть!..»
Вот так вот просто и бесхитростно. Совдеп как он есть. И ещё любопытно, что такие комбинации этот переводчик предлагает не кому-нибудь, а офицерам КГБ СССР. Значит, имел основания предполагать, что ничего ему за это не будет. То есть в лице этого переводчика офицеров искушает бес корыстолюбия. Далее Курилов вспоминает:
«На эту тему мы немного подискутировали с моим приятелем Володей и в конце концов оба пришли к выводу, что заниматься такими делами не сможем… потому, что этому противится наше естество… Это шло вразрез с понятиями о чести и достоинстве офицера, оперработника…»
В общем, советский офицер, чекист, с честью переборол искушение стяжательством. Но глаза-то у него всё равно были и он не мог не видеть разных вещей и не мог отогнать от себя некоторые мысли. Вот он рассказывает, как впервые с друзьями посетили т.н. «Грязный рынок» — нечто вроде кабульского торгового центра на восточный манер.
«Грязный рынок» — это было особое, знаменитое и даже легендарное среди членов совколонии место в Кабуле. Представьте себе несколько кварталов, заполненных торговыми точками: три этажа вверх и три этажа (а может быть, и больше) вниз!
Чего же только там не было! Сверкающие россыпи японских электронных и механических часов, украшения, китайские фонарики и батарейки, кучи всевозможных безделушек-сувениров, нижнее бельё, ряды японских радиоприёмников и магнитол, коробки с аудиокассетами, бритвенные принадлежности и лезвия фирмы «Жиллетт» (в Союзе мы в те времена, обливаясь кровью, брились уродливыми изделиями фабрики «Нева» — самыми тупыми бритвами в мире!), фотоаппараты, ручки с часами, презервативы в ярких красочных упаковках, роскошные ковры с кроваво-чёрными орнаментами, хитроумные и замысловатые зажигалки, завалы одежды ношеной и совершенно новой, рулоны ярчайших тканей, джинсы, фломастеры, консервы, ювелирные изделия из фальшивого и настоящего золота… Да всего и не перечислить! Всё это производило яркое и неизгладимое впечатление на наших не избалованных советским сервисом и торговлей людей, привыкших к серым и пустым прилавкам магазинов, где вещи и продукты не продают, а «выбрасывают» и где что-нибудь толковое можно купить только с рук у спекулянтов или по блату!..
Невольно посещала мысль о том, что если уж в такой бедной стране такое многообразие товаров (по сравнению с нами), то что же делается в Европе?!
Да. Заграница — опасная вещь для советского человека. Особенно если он, выражаясь партийной фразеологией, морально неустойчив и политически малограмотен… Только здесь становится понятно, для чего при оформлении в загранкомандировки советский человек проходит столько проверок и собеседований. Некоторые даже возмущаются, глупые, а ведь это делается для их же пользы! Слабонервные и излишне впечатлительные отсеиваются, чтобы у них крыша не поехала и ненужные или даже вредные мысли не стали бродить в башке…»
Что интересно. В моём журнале нередко обиженные за СССР пишут нечто вроде: «Да одно воспоминание ничего не значит. Это необъективно! Мало ли кто чего вспоминает!» В самом деле, одно воспоминание — это не более чем воспоминание. Но когда одно и то же — буквально слово в слово — про советский быт вспоминают самые разные люди, жившие в самых разных городах, из самых разных социальных слоёв, то это уже не «субъективные воспоминания». Это уже приговор. Ну и когда обиженные за СССР пишут трафаретную фразу «Мы, наверное, в разных СССР жили», то мне хочется ответить: в самом деле, мы жили в каких-то разных СССР. Я жил в реальном, а вы — в каком-то СССР из программы «Время». И как вы умудрились жить в этом СССР, не замечая всей это совковой убогости, для меня большая загадка. Голову вы, что ли, себе ватой обложили?
Но эта часть воспоминаний была бы неполной без финальной части.
Итак, после лета 1979 года с Валерием Куриловым и со всем отрядом «Зенит» происходят разные события, обусловленные ухудшением политической ситуации в Кабуле. В итоге к декабрю 1979 года он в составе других бойцов отряда «Зенит» попадает в т.н. «мусульманский батальон». 27 декабря 1979 года они участвуют в штурме дворца Амина. Это очень драматическая часть воспоминаний. Курилов входит в группу, перед которой поставлена задача захватить первый этаж дворца и взять под контроль кабинеты с важными документами. Там, на первом этаже дворца, он получает множественные ранения — пуля в бок под бронежилет и осколки от разрыва гранаты, которую в него кинул с верхнего этажа один из гвардейцев Амина. Ну, в общем, я не буду пересказывать все подробности той мясорубки. Ну так, чтобы немного передать колорит:
«Здесь, в полутьме, меня запросто могли застрелить свои. Кровь залила обе белые повязки на рукавах, лица не разобрать: тоже в крови. Форма на мне — афганская. Поэтому единственным верным решением было ползти к выходу, туда, где светлее… Потом я помню, как сидел где-то, приткнувшись спиной к стенке, опираясь правой рукой о пол… На полу был ковёр, толстый, с большим ворсом, настоящий восточный ковёр… Он весь пропитался кровью, и ноги хлюпали в этой ковровой кровавой жиже…»
После штурма всех советских раненых отправили в поликлинику посольства. Где им была оказана первая медицинская помощь. А на следующий день — утром 28 декабря 1979 года — всех тяжелораненых отправили рейсом в Ташкент. Вот что вспоминает Валерий Курилов:
«До аэропорта добрались без приключений. Самолёт нас уже ждал. Стали кое-как загружаться. Ходячие раненые, поддерживая друг друга, пошли по трапу. На носилках с капельницами заносили тяжёлых. Мне досталось место у окошка. Сильно болела голова, напало какое-то равнодушие… Рядом со мной через проход сидел парень из группы «А». Синюшно-бледный, он нянчил культю правой руки. Пуля попала ему в кисть, раздробила кость. Кисть руки ампутировали в посольской поликлинике… В проходе в задней части самолёта ставили носилки с нашими тяжелоранеными ребятами.
В окошко я увидел, что к самолёту подогнали грузовик, погрузили на него что-то, закрыли борта. Сверху мне было видно, что там лежит тело с головой, накрытое брезентом. Труп. Кто-то умер по дороге.
Потом под крыло самолёта подъехал ещё какой-то грузовик, с верхом гружённый картонными ящиками, в сопровождении иностранной легковой автомашины с посольскими номерами. Из легковушки вышли молодые прилично одетые ребята, осмотрелись, один остался, а двое пошли к самолёту. Они долго мыкались туда-сюда. Потом они отъехали в сторону…
Казалось бы, мимолётный эпизод, но я почему-то запомнил этих ребят. С ними я столкнулся через несколько лет, когда был подключён к расследованию нашумевшего в своё время дела «Востокинторга». Представители этой славной организации делали в Афганистане большие деньги на вымогательстве взяток с местных купцов за право торговли с Союзом, на контрабанде, валютных и спекулятивных операциях. Совершенно случайно этим хмурым утром 28 декабря 1979 года я оказался свидетелем того, как они попытались с самолётом, отвозившим с Союз наших раненых и убитых бойцов, переправить в Ташкент очередную партию контрабанды. В том грузовике были ящики с антиквариатом, телевизорами и видеомагнитофонами. Эти гады знали, что самолёт досматриваться никем не будет. Поэтому и приготовили целый грузовик товара. Но у них в тот раз всё сорвалось. Может быть, возмутился командир корабля и экипаж… А может быть, просто не было места…
Когда я читал в материалах дела показания фигурантов о попытке отправить товар в Ташкент с ранеными и убитыми, я тут же вспомнил парня с ампутированной ногой, труп на кузове грузовика и этих сытых, богато одетых и уверенных в своей безнаказанности гадов на иномарке. Воистину сказано: кому война, а кому — мать родная! Часть из этих «востокинторговцев» всё-таки довели до суда и посадили в 1984 году. Но сидели они совсем чуть-чуть: почти всех их довольно быстро выкупили. Часть освободилась досрочно. Часть — тех, кто был узбеком или азербайджанцем, — отправили отбывать срок на их этнические родины, где они моментально вышли на волю. В общем, для них всё закончилось в целом хорошо…»
Ну что тут ещё сказать? Вот таким он был, Советский Союз образца конца 70-х годов. И многие из «свидетелей счастливого прошлого», которые любят рассказывать, что лично у них в советское время были и западные джинсы, и кроссовки, не хотят задумываться о том, какими путями эти вещи попадали в Страну Вечного Дефицита. «Счастливые брежневские времена…» Ага.
Могу только добавить, что в конце 90-х один весьма информированный человек рассказывал мне, что всю афганскую войну рейсы с пресловутым «грузом 200» использовались для массированной поставки в СССР наркотиков из Афганистана. И якобы состояния некоторых ныне процветающих людей начиналось именно так. Может, это правда, а может, нет. Не знаю. Да и не хочу я уже копаться во всём этом постсовдеповском дерьме.
Источник: chaskor.ru via ЖЖ Germanych
Я там (в СССР) тоже жил. В Афгане не был. Всё верно. В Самаре талоны на масло и колбасу ввели летом 1981 г., я выиграл спор на тему. Знакомый учился в Казани, говорит, там в 1979, несмотря на братьев-кубинцев, которые учились в местном ун-те. Перед референдумом "да-да-нет-да", 1993, поспорили в мастерской, когда. 50% на 50%! У половины ребят либо жены, либо матери, либо тети, племянницы, работали в торговле. Они это вообще не ощутили! В их семьях колбасы было сколько хочешь, и еще бартер возможен "ты мне - блузку, я тебе - колбасу". По распаду Союза тоскуют только москвичи. Московский рубль равнялся = 3 рублям провинциальным, инженер в Москве на 120 руб. своей зарплаты мог купить в 3 раза больше мяса, еды, шмоток. В 1968 г. в Самаре закрылся единственный магазин "Швейные машины". Каждый раз, когда ездил в Москву ("Купи иголки, шпульки!", ул. Кирова (Мясницкая)), батарейки, фломастеры...