Статья добавлена 15 мая 2012, в вторник, в 07:17. С того момента...
3471 |
просмотр |
0 | добавлений в избранное |
0 | комментариев |
Представлена в разделах:
Эффект Земмельвейса или анатомия эгоизма
Научный метод может научить нас лишь тому, как взаимосвязаны и каким образом влияют друг на друга отдельные факты. Однако он не открывает нам пути к раскрытию того, что должно быть. - А. Эйнштейн
Так и случилось: в течение последних веков
стремление познать тайны природы было подменено желанием ее покорить.
Лучшие умы разрабатывали новые виды оружия и технологии, губительные для
окружающей среды.
В исследовании природы восторжествовал
“механический” подход - редукционизм (термин происходит от слова
уменьшать, упрощать). Согласно ему, мир, наподобие механизма, можно
понять через исследование его отдельных частей. По словам Нобелевского
лауреата по физике Стивена Вайнберга: “Все стрелки объяснений направлены
вниз: от человеческих сообществ к индивидуумам, от них к органам, от
органов к клеткам, от них к биохимии, к химии, и, в конце концов – к
физике”. Отсюда его вывод: “Чем больше мы узнаем о Космосе, тем более
бессмысленным он нам кажется”.
Это не удивительно: разделенный
мир состоит из массы фрагментов, перед которыми мы стоим в недоумении –
как ребенок, не знакомый с целым, перед мозаичной головоломкой. В
результате, и наука, и ведомый ею мир зашли в тупик.
Науку
могут развивать только те, кто целиком охвачен стремлением к истине и её
пониманию. …Великие умы всегда сталкиваются с ярым сопротивлением
посредственности, которая не в состоянии понять того, кто, отказываясь
слепо подчиняться привычным предрассудкам, прямо и смело высказывает
своё мнение. - А. Эйнштейн
В 1878 году, обращаясь к членам
Парижской академии хирургии, Луи Пастер сказал: “Если бы я имел честь
быть хирургом, то сознавая опасность, которой грозят зародыши микробов,
имеющиеся на поверхности всех предметов, особенно в госпиталях, я бы не
ограничивался заботой об абсолютно чистых инструментах; перед каждой
операцией я сперва бы тщательно промывал руки, а затем держал бы их в
течение секунды над пламенем горелки”.
Так была поставлена точка в трагедии, невольным героем которой стал доктор Игнац Земмельвейс.
В
1847 году в Вене, в ту пору столице Австро-Венгерской империи, от
родовой горячки умирала почти каждая третья пациентка. Заммельвейс
заметил, что после родов, принятых медсестрами, смертей было существенно
меньше, чем после принятых врачами. Он предположил: причина в том, что
врачи препарируют трупы, а сёстры - нет. Значит, существует зараза,
которую переносят от трупов к пациенткам. Введенная доктором практика
мытья инструментов и рук особым раствором дала поистине чудесные
результаты: смертность упала в десятки раз!
За этим последовали …
запрет обнародовать результаты новой практики и увольнение ее автора.
Горя желанием поделиться сенсационным открытием с коллегами, Заммельвейс
выступал перед светом медицинской науки империи. Но его доклады и
изданная им книга вызвали лишь волну негодования: выводы Заммельвейса
противоречили науке. Возмущению врачей не было границ: получалось, что
они на своих руках переносят смерть от трупов к живым?! Как можно в
просвещённом XIX веке верить в подобные суеверия и предрассудки?
По-видимому, считали оппоненты, доктор лишился разума. И в самом деле,
затравленный возмутитель спокойствия умер в психиатрической лечебнице,
всего сорока семи лет от роду.
Врачи не стали проверять данные
Земмельвейса опытным путём. Попытка немецкого врача Густава Михаэлиса
применить новый метод в качестве насмешки над Заммельвейсом, закончилась
самоубийством. Смертность среди пациенток упала в разы, и, “потерявший
лицо” доктор покончил с собой. Но и это ничего не изменило.
Далее
все шло буквально по строфе В. Высоцкого: “не скажу о живых, а
покойников мы бережем”. Победа над “суевериями и предрассудками” стоила
жизни тысячам женщин, погибших от родовой горячки. Зато, спустя десятки
лет, Земмельвейс был посмертно реабилитирован и назван отцом асептики. В
1906 году на пожертвования врачей всего мира в Будапеште ему был
установлен памятник с надписью “Спасителю матерей”; его именем назван
Будапештский университет медицины и спорта, а в доме, где он жил, открыт
музей истории медицины.
Так родился “Эффект Земмельвейса” -
автоматическое неприятие научной информации, противоречащей сложившейся
норме, вере, или парадигме - без проверки или эксперимента. Держась за
привычные постулаты, ученые в корне пресекают любые попытки их
пересмотра, и пресловутый “эффект” благополучно дожил до наших дней. Вот
“свежий” пример лауреата Нобелевской премии по химии 2011 года. Получив
сплав с необычными свойствами, которые, как считалось, не могли
существовать, Д. Шехтман был с позором уволен и подвергся бойкоту со
стороны научного сообщества, отказавшегося публиковать его сенсационные
результаты. Лишь благодаря необычайной целеустремленности, ученому
удалось привлечь на свою сторону специалистов с мировым именем, от
которых не посмели отмахнуться. Открытое вещество было признано новой
формой организации материи, получившей название квазикристаллов (квази –
как - будто) и названо, по имени автора, шехтманитом. Почему такое
происходит?
Разделяй и властвуй
В
мировоззрениях, предшествующих Ренессансу, космос видели как нечто
целенаправленное, где у людей была своя особая роль. Научная революция
резко отделила разумного и целенаправленного человека от неодушевленной,
механически работающей природы. D. Sagan.
Борьба между
стремлением познать природу и желанием ее покорить коренится в истоках
современной научной методики (Cartesian – Newtonian paradigm),
основателями которой считаются Рене Декарт (Картезий) и Исаак Ньютон.
Тут нас ждет немало сюрпризов: развитие науки шло вовсе не так, как
обычно нам преподносят.
Заводные механизмы и
карманные часы, появившиеся в XVII веке, поражали современников.
Зачарованный слаженностью работы многочисленных деталей Декарт решил,
что мир состоит из отдельных частей, связанных механически друг с
другом, и может быть понят путем их исследования. Положив свой разум
главным инструментом познания, Декарт разделил мир на то, что подлежит
исследованию, и на то, что не подлежит. Вооружившись логикой Аристотеля,
он приступил к расшифровке “механизмов” природы.
Предположив,
что связь с душой идет через крохотную, с горошину, шишковидную железу в
человеческом мозгу, и не найдя ее у животных, Декарт решил, что те
сродни механизмам и не чувствуют боли. Это оправдало вивисекцию
(препарирование животных без обезболивания), процветающую и по сей день.
Не все шло гладко, были и оппоненты. Разбирая ошибки Аристотеля,
Пьер Гассенди утверждал, что суждения, основанные на чувствах, могут
“подвести” разум, а ограничение областей исследования мира сравнил с
впряжкой телеги перед лошадьми. Но Декарта он так и не убедил.
Поскольку
чувства говорят разуму, что Солнце вращается вокруг Земли, Декарт
поддержал позицию церкви в “диспуте” с Галилеем, утверждавшим обратное.
В
отличие от Декарта, “приёмный отец” нового научного подхода Исаак
Ньютон не шел слепо на поводу своих чувств и разума. “Я кажусь себе
ребенком, который, играя на морском берегу, развлекается, найдя камешек
поглаже или раковину попестрее, чем прочие, в то время как великий океан
истины расстилается предо мной неисследованным”, - писал он. Ньютон
считал, что открытые им законы не могут объяснить многостороннюю
сложность наблюдаемого мира, где на глубинном уровне существуют активные
начала, которые и были истинной целью его исследований. Его
“крамольное” высказывание: “мы не можем утверждать, что вся Природа не
является живой”, говорит о неприятии механического подхода.
Открытие
гравитации - неосязаемого взаимодействия между всеми материальными
телами, разрушило мир “механических связей” Декарта. Казалось,
“механическая наука” лишилась своей основы: ведь гравитацию не
объяснишь, исследуя “отдельные части” Вселенной. Однако, запретив
публикацию бóльшей части архива Ньютона, “научная цензура” все же
записала его в отцы современной научной методики - редукционизма.
Ваш покорный слуга
Рациональное
знание даёт мощные средства для достижения конкретных результатов, но
наша главная цель, как и стремление к её ней, должны прийти к нам из
другого источника. …Наше существование и наша деятельность обретают
смысл только в результате установки на такую цель и на связанные с нею
ценности. А. Эйнштейн.
Разум - наш покорный слуга. Он чутко
реагирует на наши желания, заботясь о том, чтобы претворить их в жизнь.
Коренные изменения в характере наших желаний, по мнению Э. Фромма,
произошли в XVI веке, с зарождением “индустриальной религии”, когда
начал развиваться “авторитарный, одержимый, накопительский характер”
человека. Подлинные интересы и стремления замещаются принятыми в
обществе стандартами мыслей и чувств; счастье видится в превосходстве и
во власти над другими. Собственнические чувства распространяются даже на
идеи и убеждения. Процветают косность, стереотипность, поверхностность;
активность, творчество и заинтересованность – подавляются.
Чтобы
вернуться в мир подлинного, свободного научного творчества необходимо
изменить установку - с желания получать, на противоположное - по
терминологии Э. Фромма, - желание быть. “Быть - означает выразить
задатки, таланты и дарования, которыми наделен каждый из нас. Это
значит, преодолев узкие рамки своего собственного “я”, развивать и
обновлять себя, проявляя интерес и любовь к другим, желание не брать, а
давать”.
Как это ни печально, но, по всей видимости, такой сдвиг
в научном сообществе сможет произойти лишь после осознания тупиковой
ситуации, в которой мы оказались. Вслед за этим последуют неизбежные
изменения укоренившихся парадигм и поиски путей, которые помогут собрать
вместе разрозненные “кусочки” разбитого мира. И в этом наш разум окажет
неоценимую помощь.
Cтатей на эту тему пока нет.