Как один писатель хороший сюжет загубил

Последний роман Орхана Памука «Музей невинности» можно было бы назвать неплохим, интересным или даже оригинальным, если бы не тот факт, что автор – лауреат Нобелевской премии

Проза Памука, вязкая и тягуче-однообразная, липнет к зубам, как ирис «Золотой ключик». Конечно, почему бы не съесть парочку – вкус легкой ностальгии по чужому, но все-таки прошлому, и нежные сладкие ноты сентиментальности приятно вяжут язык и щекочут рецепторы, а перебирание чужих же мелких вещей развивает моторику. Да, пожалуй, можно было бы проглотить небольшую повесть, но скушать 600 страниц – это уже настоящий подвиг.

Кажется, в сюжете книги есть все необходимое для того, чтобы она была и читабельной, и увлекательной, и изысканной, и искренне-лиричной. Кемаль, сын богача и уже далеко не юноша, привыкший черпать дольче вита ложками, накануне помолвки влюбляется в Фюсун, молоденькую продавщицу, дочку дальней и бедной родственницы. Ничтоже сумняшеся, он соблазняет девочку, о которой, в общем-то, ничего толком не знает: какой у нее характер, чего от нее можно ожидать, как она отнесется к роли любовницы женатого человека? Заметим, что в традиционном турецком обществе секс до свадьбы – просто смерти подобно, и если кавалер в итоге не женится, то девушка станет изгоем. Кемаль знает об этом, но он не злодей, не сальный гаденький соблазнитель. Он просто влюбился, он жаждет и привык получать желаемое. Да и название романа – «Музей невинности» –  созвучно характеру главного героя. Он невинен и наивен в том смысле, что, будучи уже вполне зрелым мужем, оказывается неготовым к трудностям жизни, да и вообще – не знает ее, ему кажется, что весь мир кружится в бесконечном танце наслаждений и радостей, как и он сам. Но не тут-то было. Фюсун оскорбляет его помолвка, она уезжает, не сказав куда и никак не объяснив своего поступка.

После исчезновения Фюсун Кемаль впадает в депрессию – не радует больше ни красивая невеста, ни работа на предприятии отца, раньше доставлявшая удовольствие, ни развлечения. Через какое-то время Кемаль узнает, что Фюсун вышла замуж за пока еще никому не известного кинорежиссера. А дальше начинается самое интересное: Кемаль приходит в гости к Фюсун, знакомится с ее мужем, который решает сыграть на влюбленности богатого родственника и просит дать денег на свой первый фильм. Под предлогом обсуждения этого проекта Кемаль приходит в дом Фюсун снова и снова. Снова и снова. Снова и снова. Из года в год. Поначалу главный герой чувствует себя неловко – он лишний, его не звали, сам напросился. Но потом как-то срастается с нехитрым ритмом жизни этих людей, становится частью пейзажа. Неожиданная, незапланированная любовь сыграла с ним злую шутку – и теперь от жизни ему нужно только одно – видеть Фюсун каждый день, просто смотреть, как она ест, говорит, делает домашние дела. Одновременно с этими не-событиями Кемаль становится тайным и страстным коллекционером, он собирает (а на самом деле – попросту крадет) вещи Фюсун и создает музей, музей любви к Фюсун, музей мелких вещей, маленьких сережек, пепельниц, дешевых статуэточек, ложек и вилок, заколок и ленточек, фотографий и билетов, музей отчаяния и утраченных надежд.

И даже как-то неловко за господина Памука, что он умудрился испортить и загубить такой сюжет. И мурашки пробегают по коже, когда думаешь о том, как мог бы рассказать эту историю Набоков в соавторстве, например, с Кафкой: все тающее, но, одновременно, детально прорисованное, все смутно-психологическое и эмоциональное отдадим первому, а вязко-повторяющееся, страшное, безысходное – второму. Да, возможностей тут масса: один только главный герой чего стоит! Инфантильный, слабовольный и эгоистичный, он так и не понял, что сломал не только судьбу, но психику молоденькой, мечтательной девушки. Но, когда читаешь роман, кажется, что автор и сам этого не понял. Автор! Покажи нам этого человека так, чтобы мы поняли глубину его трагедии, ощутили все оттенки мучений и страданий, которые он причиняет себе и другим. Почитай Достоевского, Орхан Памук! Твои герои – пластиковые куклы из романа "Проект революции в Нью-Йорке" Алена Роб-Грийе: их мучают, а мы не испытываем ни жалости, ни сострадания.

Или взять хотя бы описания предметов из коллекции Кемаля – сколько тут простора для любителя прорисовывать детали, для увлеченного художника-гиперреалиста, для сумасбродного составителя странных тематических списков, такого, например, как режиссер Питер Гринуэй. Но нет, абзацы, посвященные музею Невинности, убивают взыскательного читателя скукой и отсутствием хоть какой-нибудь живописности. Или такой момент: герои постоянно испытывают сильные эмоции – вот уж где разгуляться! Ведь сколько в любом языке замечательных, разных, переливающихся оттенками смыслов слов, с помощью которых можно описать чувства человека.  Но  и этот подарок придуманного им же самим сюжета Памук отказывается открывать, так и оставляет завернутым в несколько слоев упаковочной бумаги. Вместо утонченного или грубого (это по вкусу) психологизма получаем вот что: «Мы отдались тягучей мелодии наслаждения и желания, без чего невозможна ни одна любовная история. Однако по взволнованным взглядам стало заметно, что нас тревожит мысль о сложном испытании, через какое нам предстоит пройти».

В интервью «Новой газете» («Изгнание из рая в Европу», 31.08.2009) писатель рассказывал о генезисе главной идеи книги: «Нет, роман рос не из истории любви. Но все же рос из реальности. В него вошли «Шевроле» моей тетушки 1956 года выпуска, старые галстуки отца, вязанье матери (я люблю отдавать семейные вещи героям). Вошли переулки, по которым в 1990-х я водил в школу дочь. Потом шел в свою студию, думая о книгах, которые предстояло написать. …Только-только открывались лавки, подростки опаздывали к звонку, пахло теплым хлебом из пекарен. Подымались железные шторы магазинчиков, где торговали немыслимой смесью старья: от резной мебели до игрушек моего детства. На перекрестках раскладывали свой товар бедные блошиные рыночки… и всегда хотелось как можно больше вещей взять оттуда и вставить в рамку текста. Этим текстом и стал роман «Музей невинности».

К сожалению, нет – не стал. В интервью Памук описывает какой-то другой текст. «Музей невинности» пахнет (в лучшем случае) вовсе  не теплым хлебом из пекарен и не пылью старых вещей, а стандартно-шикарным обедом в дорогом, но вполне обезличенном ресторане и столь же безличной новостной телепередачей. В худшем случае – не пахнет никак.  И магия мелких вещей, и genius loki, и тема памяти как-то затерялись среди нагромождения банальных глаголов: «Я получал наслаждение от того, что мы вдвоем открывали для себя Стамбул, словно заново узнавали друг друга, и был счастлив видеть каждый день какое-то новое состояние Фюсун». Читатель чувствует себя обманутым: главный герой получал наслаждение, был счастлив, открывал новое, а он – нет. Все-таки это не совсем честно – вместо музея «вещной стихии» Стамбула середины XXвека» (из того же интервью), музея «чувств, страхов, запретов, семейных обычаев» подсунуть нам каталог глаголов, мало что значащих без контекста, на который автор, прямо скажем, оказывается несколько скуп. Кому-кому, а уж человеку, работающему со словом, должно быть понятно, что механизм превращения алфавита в роман не настолько прост, чтобы можно было написать: «ему было грустно», и грусть проявится на странице как по мановению волшебной палочки.

Пожалуй, роман можно было бы спасти хорошей экранизацией. Думается, с такой задачей блистательно справились бы и Бергман, и Висконти. Но, к сожалению, оба они уже умерли, и мы никогда не увидим, как плавятся от жары  стекла в окне маленькой пыльной комнатки в то время, как двое на тяжелых от пота простынях неосторожно любят друг друга, еще не зная, что это случайное счастье в их жизни – последний светлый эпизод, уготованный коварной, а, может быть, попросту равнодушной судьбой.

Да, на самом деле – от нобелевского лауреата ожидаешь чего-то большего. Так и задумаешься поневоле: действительно ли писательские заслуги становятся причиной получения премии, или Нобелевский комитет использует в своей работе критерии, не имеющие никакого отношения к литературе?

Источник: Art Read