«Это не Путин диктатор, это ты идиот»

Интервью с журналистом и писателем Ильей Стоговым.

- Сле­ду­ющий воп­рос — про пон­ты. Не удив­ляй­тесь. Прос­то мне бук­валь­но вче­ра один мо­лодой оп­по­зици­онер ска­зал, что с мо­ими пон­та­ми бы­ло бы го­раз­до ком­фор­тнее в Мос­кве, чем в Пите­ре. Я ис­крен­не не по­нимаю, что он имел в ви­ду под этим неп­ри­ят­ным сло­вом. А как у вас с пон­та­ми?

— У ме­ня нет ни­како­го от­но­шения к пон­там. Бо­юсь, что я да­же ни­ког­да не ду­мал на эту те­му. Если вы не зна­комы с под­робнос­тя­ми мо­ей би­ог­ра­фии, мо­гу лич­но для вас про­вес­ти крат­кий курс сто­гово­веде­ния.

— Будь­те столь лю­без­ны.

— Я окон­чил шко­лу, и за сле­ду­ющий год ме­ня выг­на­ли из че­тырёх ПТУ. Потом ме­ня пос­то­ян­но вы­гоня­ли с ка­ких-то ра­бот. В 90-е го­ды я был по­лити­чес­ки ан­га­жиро­ван и во всё это силь­но вру­бал­ся. Вот сей­час спро­си ме­ня, за Вто­рой я или за Тре­тий Интер­на­ци­онал, так я да­же не най­дусь, что от­ве­тить. А тог­да я не очень по­нимал по­зитив­ную прог­рамму, как дол­жно быть, но я очень чёт­ко по­нимал не­гатив­ную. Я по­нимал, что так, как бы­ло, я не хо­чу. Это сей­час лю­ди нем­ножко под­за­были всё это, но­сят мод­ные фут­болки с над­писью «СССР». У ме­ня лич­но всё, что свя­зано с СССР, вы­зыва­ет рез­кий не­гатив. Мне тог­да бы­ло ре­аль­но пло­хо. Если бы СССР ос­тался, я бы уже си­дел в тюрь­ме. Мне не нра­вились во­ен­ко­маты, не нра­вилась вот эта обя­залов­ка, что всем ра­ботать на­до. Мне тог­да во­об­ще ни­чего не нра­вилось. У ме­ня к со­вет­ской влас­ти бы­ли чис­то эс­те­тичес­кие пре­тен­зии: она бы­ла се­рая, не­яр­кая, тус­клая. Бес­ко­неч­ные ту­пые ро­жи на­чаль­ни­ков мне ка­тего­ричес­ки не нра­вились. А то, что про­ис­хо­дит ка­кая-то там пе­рес­трой­ка, мне очень нра­вилось.

Я чи­тал га­зету «Сме­на», ко­торая в 90-м го­ду вос­при­нима­лась как луч све­та в тём­ном царс­тве. Я до­шёл до этой са­мой га­зеты «Сме­на» и го­ворю: «Ребя­та, да­вай­те, я к вам ус­тро­юсь хоть по­лы мыть». Мне бы­ло 19-20 лет. Идея бы­ла та­кая, что ско­ро не­кие пло­хие лю­ди — КГБ, фа­шис­ты или об­щес­тво «Память» — при­дут всё гро­мить, а тут я. А я, в об­щем, то­же креп­кий па­рень, и вот мы ещё пос­мотрим, кто от­ту­да жи­вым уй­дёт. А «Сме­на» — это в прин­ци­пе ком­со­моль­ская га­зета, им та­кой ра­курс был не очень по­нятен. Они спра­шива­ют: «Ты че­го хо­чешь-то?» Я го­ворю: «Я ра­ботать хо­чу». «Жур­на­лис­том, что ли? Статью при­нёс? Так ты её вот ту­да от­дай». Я ду­маю: «Ни хре­на се­бе! То есть это мож­но вот так с ули­цы прий­ти и статью при­нес­ти? Пой­ду на­пишу».

— И про что на­писа­ли?

— Про панк-рок. Потом вы­яс­ни­лось, что статья про панк-рок в го­род­ской га­зете «Сме­на» ни­кому не нуж­на, её там да­же не чи­тал ник­то, там она про­валя­лась не­делю. Потом я со сво­ей бу­дущей же­ной по­ехал в Мос­кву, прос­то за­шёл в жур­нал «Ровес­ник» — по тем вре­менам эта­кий рус­ский «Rolling Stone». И мою статью взя­ли. Мне поз­во­нили че­рез не­делю и ска­зали: «Парень, мы те­бя бе­рём в штат». Там бы­ло во­семь штат­ных сот­рудни­ков, вклю­чая глав­но­го ре­дак­то­ра и убор­щи­цу. И ме­ня бра­ли де­вятым. Более то­го, за счёт ЦК ВЛКСМ мне сня­ли квар­ти­ру в Мос­кве.

Сум­марный ти­раж мо­их кни­жек ско­ро сос­та­вит два мил­ли­она. Но я знаю ку­чу лю­дей, ко­торые ни­ког­да не слы­шали о том, что я во­об­ще пи­шу книж­ки. Зато я до сих пор встре­чаю лю­дей, ко­торые пом­нят мои статьи в «Ровес­ни­ке». Тог­да это был выс­ший пик мо­его ус­пе­ха.

— Да уж, как го­ворит­ся, вну­ша­ет... Что же бы­ло даль­ше?

— Потом всё раз­ва­лилось, я пе­реб­рался в Питер, мно­го кем здесь пы­тал­ся ра­ботать, пы­тал­ся и за гра­ницей жить. Потом же­нил­ся, у ме­ня по­явил­ся ре­бенок, и воз­никла пот­ребность как-то за­раба­тывать. И вдруг ста­ло воз­можным за­раба­тывать, пуб­ли­ку­ясь в га­зетах. До кни­жек ещё да­леко бы­ло. И я ра­ботал в га­зетах. У ме­ня есть дип­лом о том, что я луч­ший жур­на­лист го­рода, об­ла­датель вся­ких жур­на­лист­ских пре­мий. То есть я уже был очень кру­той жур­на­лист и мог аб­со­лют­но не па­рить­ся. И в тот мо­мент, ког­да я по­нял, что мо­гу не па­рить­ся, я за­бил на всё, ушёл, со все­ми раз­ру­гал­ся. Потом хлоп­нул этот са­мый де­фолт, у ме­ня во­об­ще де­нег не бы­ло, мне приш­лось ра­ботать пресс-сек­ре­тарём в ка­зино. Это аб­со­лют­но бан­дит­ское мес­то: не вы­шел на ра­боту — мог­ли прос­то при­ехать и зас­тре­лить. Вре­мена бы­ли ре­аль­но тя­желые. И тут я на­писал па­ру кни­жек, и всё ста­ло за­шибись. А осо­бен­но то, что ме­ня изо всех сил ста­ло пе­реку­пать са­мое круп­ное из­да­тель­ство в стра­не — «ЭКСМО». Это дей­стви­тель­но очень боль­шое из­да­тель­ство, имен­но оно вы­пус­ка­ет столь лю­бимую на­шим на­родо­насе­лени­ем Дон­цо­ву. У ме­ня го­нора­ры сра­зу в де­сять раз ска­кану­ли. В Петер­бурге я по­лучал 500 дол­ла­ров за книж­ку, в Мос­кве я стал по­лучать 5 ты­сяч дол­ла­ров за книж­ку, а на мо­мент 2001-го го­да это бы­ло прос­то очень до хре­на. Это не как сей­час 5 ты­сяч дол­ла­ров, а как сей­час 25 ты­сяч, на­вер­ное. И в тот мо­мент, ког­да у ме­ня всё ста­ло во­об­ще за­шибись, я и из «ЭКСМО» ушёл. Я им ска­зал, что они коз­лы, что они не зна­ют Тиму­ра Нови­кова, не по­нима­ют, что та­кое пе­тер­бург­ский рейв, все они пи­дора­сы, и до сви­дания. Вер­нулся в кро­шеч­ное ан­дегра­ун­дное пи­тер­ское из­да­тель­ство, о ко­тором во­об­ще ма­ло кто слы­шал. Назы­ва­ет­ся оно «Амфо­ра». Они вы­пус­ка­ют кни­жек в год чуть мень­ше, чем «ЭКСМО» в не­делю. Тут при­шёл Лев Яков­ле­вич Лурье и го­ворит: «Илья, ка­кого хре­на ты си­дишь до­ма? Рабо­тай те­леве­дущим».

— Так по­яви­лась пе­реда­ча «Неде­ля в боль­шом го­роде» на «Пятом ка­нале»?

— Да. Вы зна­ете, те­леви­дение — это ка­кая-то со­вер­шенно уни­каль­ная шту­ка в смыс­ле удов­летво­рения ам­би­ций. Хочешь быть звез­дой — иди на те­леви­дение. Это прос­то тру­ба! Я за­ходил в пе­репол­ненную мар­шрут­ку, ду­мал: «Ну лад­но, я пос­тою в уго­лоч­ке», — и тут жен­щи­ны вста­вали и го­вори­ли: «Сади­тесь! Не на­до сто­ять! Тако­му, как вы, нуж­но си­деть!» Или я спус­кался в мет­ро на эс­ка­лато­ре, а лю­ди по­казы­вали на ме­ня паль­цем из про­тиво­полож­но­го уг­ла: «Вон, вон он по­ехал!» Я из «Куп­чи­но» ез­дил на «Пет­роград­скую» на ра­боту. Сижу я как-то в ва­гоне мет­ро, на­роду нем­но­го, нап­ро­тив ме­ня си­дят ка­кие-то две де­вицы. И вдруг я ви­жу: ка­кие-то стран­ные пер­турба­ции про­ис­хо­дят. Они по­сиде­ли, по­шушу­кались, по­том од­на пе­ресе­ла ко мне, за­тем дру­гая. Ока­залось, они на те­лефон со мной фо­тог­ра­фиро­вались! И ког­да мне на­чали вы­давать ка­кие-то при­зы Евра­зий­ской те­леви­зи­он­ной ака­демии за то, что у ме­ня луч­шее раз­вле­катель­ное шоу на тер­ри­тории все­го СНГ, я и от­ту­да ушёл. Пере­дача бы­ла, во­об­ще го­воря, про куль­ту­ру. С людь­ми об­щался, сю­жети­ки по­казы­вал...

Это я всё к че­му? Меня про пон­ты спра­шивать бес­смыс­ленно. Я че­ловек, ко­торый каж­дый раз гу­бит свою би­ог­ра­фию так, что про ка­кие-то там пон­ты во­об­ще не­чего го­ворить.

— Спа­сибо. С пон­та­ми те­перь всё по­нят­но.

— Ещё ма­лень­кое до­пол­не­ние. В 90-м го­ду в Рос­сии бы­ло со­вер­шенно не­чего жрать. То есть ска­зать, что бы­ло хре­ново — это ни­чего не ска­зать. Было ре­аль­но очень хре­ново. И тут у ме­ня на­рисо­валась ка­кая-то де­вуш­ка из Гер­ма­нии, ска­зала: «Всё, па­рень, я бе­ру твою би­ог­ра­фию в свои ру­ки. Ты бу­дешь мо­им бой­френ­дом, при­ез­жай в Гер­ма­нию, все де­ла». Она жи­ла в са­мом цен­тре Запад­но­го Бер­ли­на, она го­това бы­ла ме­ня кор­мить, по­ить, со­дер­жать прос­то за то, что я та­кой прек­расный. А я дол­жен был у неё до­ма ле­жать на ди­ване и не па­рить­ся. Мне бы­ло 19 лет, и та­кая те­ма вос­при­нима­лась не как тяж­кий долг, а как дар не­бес. У ме­ня тог­да бы­ли свои пред­став­ле­ния о том, как дол­жен выг­ля­деть прог­рессив­ный мо­лодой че­ловек. Нап­ри­мер, ку­пить здесь ко­суху бы­ло во­об­ще не­ре­аль­но. На весь го­род бы­ло, до­пус­тим, семь ко­сух. Из них пять бы­ло у зав­сегда­та­ев пи­тер­ско­го рок-клу­ба. А мне эта де­вуш­ка по­купа­ла нас­то­ящую ко­суху из хо­рошей не­мец­кой ко­жи, а не ка­кой-ни­будь ру­мын­ской. Я при­ехал, пос­мотрел на всё это, плю­нул, на­резал­ся, под­рался с этой де­вицей, че­рез не­делю при­ехал об­ратно в Рос­сию. А до это­го я ис­крен­не ду­мал, что на­сов­сем у­ез­жаю. Вот и все пон­ты.

Путин не с Луны сва­лил­ся

— Отлич­ная ис­то­рия! И на­пос­ле­док да­вай­те нем­но­го по­гово­рим о по­лити­ке. Толь­ко не о взрос­лой и скуч­ной, а о мо­лодёж­ной. Как вы от­но­ситесь к учас­тию рос­сий­ской мо­лодё­жи в оп­по­зици­он­ной де­ятель­нос­ти?

— Ну, тут ведь как... Кто в мо­лодос­ти не был ра­дика­лом, у то­го нет сер­дца. А кто к зре­лос­ти не стал кон­серва­тором, у то­го нет моз­гов. Это не я ска­зал, а сэр Уин­стон Чер­чилль. Может быть, у ме­ня пос­ле мо­лодос­ти ка­кие-ни­будь дру­гие ор­га­ны не ра­бота­ют. Печень, ска­жем. А с сер­дцем у ме­ня всег­да всё бы­ло в по­ряд­ке. У ме­ня три ра­за был сло­ман нос, два но­жевых ра­нения на те­ле, и че­го толь­ко нет. И уп­рекнуть ме­ня в том, что я кон­формист­ский по­донок, вряд ли бу­дет умес­тно. Но я всё-та­ки ду­маю, что сей­час мною дви­жет не прис­по­соб­ленчес­тво, а имен­но вот эта зре­лость, ко­торая иног­да вклю­ча­ет моз­ги.

Боль­шинс­тво ва­ших юных то­вари­щей по оп­по­зици­он­ной борь­бе в 90-е го­ды толь­ко ро­дились, то есть ког­да 90-е за­кон­чи­лись, они да­же в шко­лу ещё не хо­дили. И я всем им мо­гу толь­ко го­рячий при­вет пе­редать. Преж­де чем сме­ло ут­вер­ждать, что ты про­тив че­го-то бо­решь­ся, на­до хо­тя бы поп­ро­бовать взгля­нуть нем­ножко ши­ре. Путин со все­ми сво­ими уб­люд­ски­ми ми­нуса­ми не с не­ба сва­лил­ся и не с Мар­са при­летел, всё тут ок­ку­пиро­вал и бед­ня­гу Ходор­ков­ско­го в тюрь­му по­садил. Это не прос­то за­коно­мер­ность, это во­об­ще единс­твен­но воз­можный ре­зуль­тат тех са­мых 90-х го­дов. Пото­му что, ког­да раз­ва­лилось всё, ког­да пре­зидент Ель­цин де­сять лет во­об­ще ни­чего не де­лал, а весь го­сударс­твен­ный ап­па­рат раз­ло­жил­ся на кор­ню, лю­дям ска­зали: «Делай­те, что хо­тите», — лю­ди и ста­ли де­лать. Но на сме­ну этой ком­му­нис­ти­чес­кой но­мен­кла­туре приш­ли не ро­ман­ти­ки ти­па Явлин­ско­го, а кон­крет­ные па­цаны, ко­торые ста­ли де­лать всё по-сво­ему. И я пом­ню, нап­ри­мер, 1995 и 1998 го­да, ког­да я ни ра­зу зар­пла­ту не по­лучил. При этом я за сло­вом в кар­ман не ле­зу, всё это вре­мя я был луч­шим жур­на­лис­том Петер­бурга и са­мой яр­кой звез­дой. И да­же мне не пла­тили. Что уж там го­ворить про вся­ких гор­ня­ков, ры­баков и про­чих.

— Учи­телей, вра­чей...

— Учи­телям и вра­чам ту­да и до­рога, я счи­таю. По край­ней ме­ре, учи­телям. Вра­чи-то своё в лю­бое вре­мя по­луча­ли. При­ез­жа­ют к ка­кому-ни­будь боль­но­му, а он им: «Вот все мои день­ги — вы­лечи­те, по­жалуй­ста». Так что за вра­чей бес­по­ко­ить­ся не сто­ит. А что ка­са­ет­ся учи­телей, то на­ша школь­ная сис­те­ма — это и есть Югенд в чис­том ви­де. Но сей­час не об этом. Сей­час о Пути­не, да? Всё вре­мя кто-то у нас го­ворит: мол, Путин при­душил де­мок­ра­тию. При этом воз­ни­ка­ет ло­гич­ный воп­рос: а бы­ла ли во­об­ще эта са­мая де­мок­ра­тия? На мой взгляд, ко­личес­тво влас­ти в об­щес­тве всё вре­мя приб­ли­зитель­но оди­нако­вое. И де­мок­ра­тичес­кие об­щес­тва — это те, в ко­торых на­род часть этой влас­ти бе­рёт се­бе. Она же, по боль­шо­му счё­ту, ле­жит под но­гами, на­до её прос­то под­нять. Нап­ри­мер, со­бира­ют­ся жи­тели со­сед­них до­мов — ре­ша­ют до­рож­ку за­ас­фаль­ти­ровать. Соби­ра­ют­ся жи­тели го­родов — ре­ша­ют уб­рать «Газ­пром». И так да­лее. То есть прос­то бе­рут се­бе часть влас­тных фун­кций. Если на­род на про­тяже­нии 15 лет не брал — ему ту­по со­вали власть, а он го­ворил: «Мне не на­до! Я не бе­ру!» — как тут мог не по­явить­ся че­ловек, ко­торый ра­но или поз­дно ска­зал: «Ну, хо­рошо. Раз вы не бе­рете, тог­да я возь­му»?

Это не Путин дик­та­тор, это ты иди­от. Ты вот иди пря­мо сей­час и де­лай! И ник­то те­бе не от­ка­жет. При­нято счи­тать, что сей­час у нас нет де­мок­ра­тичес­ких воз­можнос­тей, как нет и сво­боды сло­ва. Лич­но я вы­пус­каю та­кие книж­ки, ко­торые хо­чу. Мне ник­то ни ра­зу сло­ва не ска­зал. У ме­ня книж­ка с би­ог­ра­фи­ями де­сяти са­мых бо­гатых лю­дей стра­ны, ко­торую я с ни­ми не сог­ла­совы­вал. Я в ней на­писал всё, что я ду­маю. Ник­то ме­ня не зас­тре­лил. Ещё у ме­ня есть книж­ка про скин­хе­дов, про са­мое гром­кое де­ло, ко­торое нап­ря­мую бь­ёт по имид­жу на­шего гу­бер­на­тора. Ника­ких сиг­на­лов не бы­ло. А книж­ка до сих пор из­да­ёт­ся, вы­ходит на а­уди­оно­сите­лях. Иллю­зия, буд­то Путин взял влас­ти боль­ше, чем он мог взять, про­ис­хо­дит от ба­наль­но­го нез­на­ния фак­тов. И го­ворят об этом в ос­новном в Мос­кве и Петер­бурге. Ког­да у ме­ня по­яви­лись день­ги от кни­жек, я стал мно­го ез­дить, при­чём не за гра­ницу, а имен­но по стра­не. И ни в Нарь­ян-Маре, ни в Кызы­ле — сто­лице Тувы — лю­ди про­тив Пути­на ни­чего не име­ют. А по­чему? Пото­му что они по­нима­ют, что в Нарь­ян-Мар не ве­дёт ни же­лез­ная до­рога, ни ав­то­мобиль­ная трас­са. Туда мож­но доб­рать­ся толь­ко на са­моле­те. И на про­тяже­нии всех 90-х го­дов про­доволь­ствие ту­да за­вози­ли очень хре­ново. Мог­ли прос­то не за­вез­ти, и це­лую зи­му го­род Нарь­ян-Мар — ма­лень­кий, но всё-та­ки го­род — жил без еды. А сей­час еду при­возят ре­гуляр­но. Такие лю­ди к Пути­ну от­но­сят­ся со­вер­шенно ина­че, не­жели ва­ши шес­тнад­ца­тилет­ние оп­по­зици­оне­ры. Они го­ворят: «Ни хре­на се­бе! Чело­век-то ре­аль­но де­лом за­нима­ет­ся!» И ког­да Путин на пресс-кон­фе­рен­ции ска­зал, что он во­семь лет па­хал, как раб на га­лерах, я по­нимаю, что он де­лал: в том чис­ле при­возил про­доволь­ствие жи­телям Нарь­ян-Мара.

В Кызыл то­же не­воз­можно прос­тым пу­тём доб­рать­ся. Там идёт все­го од­на до­рога че­рез го­ры, при­чём офи­ци­аль­ная ста­тис­ти­ка по этой до­роге та­кая: из 150 ма­шин, вы­ез­жа­ющих из Аба­кана, до Кызы­ла до­ез­жа­ет 149. Это та­кая ло­терея. Пока я ехал по этой до­роге, на мо­их гла­зах про­изош­ло два до­рож­но-тран­спортных про­ис­шес­твия. Там шкваль­ные вет­ра всег­да. На гра­нице меж­ду об­ластя­ми сто­ят мен­тов­ские КПП. Мы мед­ленно про­ез­жа­ли на ав­то­бусе, и га­иш­ник поп­ро­сил от­крыть ка­пот. Води­тель от­кры­ва­ет ка­пот, а его прос­то вет­ром от­ры­ва­ет от ав­то­буса и уно­сит! А ког­да я об­ратно ехал, мне рас­ска­зали чуд­ную ис­то­рию про рей­со­вый ав­то­бус. В ку­зове все спа­ли, а во­дитель бук­валь­но по­писать ото­шёл, ав­то­бус на руч­ник неп­лотно пос­та­вил. Вер­нулся — а ма­шина упа­ла со 150-мет­ро­вой вы­соты в про­пасть! И все, кто с во­дите­лем выш­ли по­писать, вы­жили, а все ос­таль­ные упа­ли. Вот та­кая до­рога. Эти лю­ди от­но­сят­ся к Пути­ну со­вер­шенно ина­че, чем мос­ков­ская и пи­тер­ская мо­лодёжь. Они по­нима­ют, что ес­ли не бу­дет жёс­ткой цен­траль­ной влас­ти, то они там прос­то сдох­нут с го­лоду. По­это­му ес­ли Явлин­ский, как по­левой ко­ман­дир, на­денет бе­рет и ска­жет: «Мужи­ки, бе­рем Кремль!» — все эти кы­зыль­ские охот­ни­ки при­едут и бу­дут отс­тре­ливать­ся за Пути­на до пос­ледне­го пат­ро­на. То есть то, что у Пути­на 80% под­дер­жки всег­да бы­ло и ни­ког­да ни­же не опус­ка­лось, — ре­зуль­тат то­го, что эти лю­ди ви­дят: он вы­ража­ет их ин­те­ресы. А ва­ша оп­по­зици­он­ная мо­лодёжь на­ходит­ся по дру­гую сто­рону бар­ри­кад, их ин­те­ресы Путин не вы­ража­ет.

В каж­дой стра­не жи­тели го­родов от­ли­ча­ют­ся от жи­телей де­ревень, но толь­ко в Рос­сии это выг­ля­дит так, как буд­то у нас жи­вёт два аб­со­лют­но раз­ных на­рода, ко­торым во­об­ще труд­но меж­ду со­бой до­гово­рить­ся. Я при­ез­жаю в про­вин­цию с ка­ким-ни­будь мос­ков­ским свет­ским ре­дак­то­ром — та­ким гла­мур­ным па­рень­ком — и ви­жу, что он бо­ит­ся мес­тно­го на­селе­ния. Он по­нима­ет, что вок­руг не­го чу­довищ­ные му­жики, пь­яные, неб­ри­тые... Да они мо­гут быть чис­то выб­ри­тыми, трез­вы­ми и да­же ма­том не ру­гать­ся, но при этом я ви­жу, что эти му­жики точ­но так же бо­ят­ся это­го гла­мур­но­го ре­дак­то­ра: он весь в та­ту­иров­ках, шта­ны у не­го ви­сят... Лад­но, ес­ли прос­то пе­дик, а вдруг тер­ро­рист? Да он во­об­ще ка­кой-то не­адек­ватный! И вот лю­ди си­дят и бо­ят­ся друг дру­га. Кош­мар прос­то.

Ког­да мне бы­ло 17 лет, мно­гие го­вори­ли: со­вет­ское зна­чит пло­хое. Это зву­чало нор­маль­но, по­тому что поз­дняя со­вет­ская власть ре­аль­но вос­при­нима­лась как инос­тран­ная ок­ку­пация. Это не на­ша власть, мы её не вы­бира­ли. Но хо­рошо ли сей­час, ког­да по-преж­не­му мно­гие мо­лодые лю­ди го­ворят: «Эта стра­на мне не мать»? Это нор­маль­ная по­зиция, она мне очень зна­кома, я и сам так дол­гое вре­мя го­ворил. Но вот те­перь до­рос поч­ти до со­рока лет и ви­жу, что, нап­ри­мер, фран­цу­зы мо­гут кри­тичес­ки от­но­сить­ся к сво­ему го­сударс­тву, но они по­нима­ют, что это их го­сударс­тво и это им са­мим нуж­но что-то пред­при­нять, что­бы это го­сударс­тво как-то пе­реде­лать. Какой-ни­будь там Йош­ка Фишер, ко­торый в мо­лодос­ти хо­дил на де­монс­тра­ции и мо­чил­ся с по­лици­ей, ста­новит­ся де­пута­том Бун­деста­га. То есть он пре­одо­лел свой ра­дика­лизм и по­шёл что-то ре­аль­но ме­нять. Мол, ре­бята, вы всё де­ла­ете неп­ра­виль­но, а я знаю, как пра­виль­но. Давай­те, я то­же по­учас­твую. Да, вы мне не нра­витесь, но я бу­ду с ва­ми ра­ботать...

— А что у нас?

— А в Рос­сии ос­новная пре­тен­зия оп­по­зиции к су­щес­тву­ющей влас­ти зву­чит так: «Да чтоб вы, су­ки, сдох­ли! Чтоб вас во­об­ще не бы­ло! Мы да­же к влас­ти при­ходить не хо­тим, но вы нам о-о-очень не нра­витесь!!!» Вот, нап­ри­мер, Лимо­нов, Кас­па­ров. У них есть сколь­ко-ни­будь адек­ватная по­лити­чес­кая прог­рамма? Нет! Лимо­нов­ская прог­рамма — это, на са­мом де­ле, пу­тин­ская прог­рамма. Всё, о чём га­зета «Лимон­ка» пи­сала на про­тяже­нии 90-х го­дов, се­год­ня воп­ло­щено в жизнь. Этот нес­час­тный ве­теран Коно­нов из При­бал­ти­ки... За не­го луч­шие ад­во­каты стра­ны вби­ва­ют­ся. И ру­бежи на­ши за­щища­ют­ся, и зар­пла­ты внут­ри стра­ны по­выша­ют­ся за счёт то­го, что вне стра­ны мы газ по­доро­же про­да­ём. Это всё «Лимон­ка» пред­ла­гала в 90-е го­ды, а Путин воп­ло­тил в 2000-е. Что сей­час Лимо­нов мо­жет пред­ло­жить дру­гого? Он дол­жен был бы чес­тно ска­зать: «Я сог­ла­сен. Я это хо­тел — он это сде­лал». А он го­ворит: «Не хо­чу Пути­на. Я его не­нави­жу!» В чём при­чина? В не­конс­трук­тивнос­ти на­шей оп­по­зиции. Она не го­това ска­зать, как на­до. Она прос­то «про­тив». И не­понят­но, за что «за». А вот это мне уже не­ин­те­рес­но.

К со­жале­нию, си­ту­ация в Рос­сии, че­го ни кос­нись — хоть куль­ту­ры, хоть по­лити­ки, хоть цер­кви, — всег­да выг­ля­дит при­мер­но та­ким об­ра­зом. Нап­ри­мер, все эти бю­рок­ра­ты со­вет­ско­го об­разца, ко­торые се­год­ня на­ходят­ся у влас­ти, не вы­зыва­ют у ме­ня ни­чего, кро­ме чис­то эс­те­тичес­ко­го от­вра­щения. Они мне не под­хо­дят, они пло­хие. Но те, кто про­тив них, вся эта оп­по­зиция — она уже не прос­то пло­хая, а омер­зи­тель­ная. «За» них я го­тов быть ещё мень­ше. Мой вы­бор всег­да не меж­ду бе­лым и чер­ным, то есть хо­рошим и пло­хим, а меж­ду пло­хим и очень пло­хим.

Теперь о шоу-биз­не­се. Вот, ска­жем, груп­па «ВиаГра» — это хо­рошо или пло­хо? Это, ко­неч­но, пло­хо: они не са­ми пи­шут се­бе тек­сты, по­ют под фо­ног­рамму и т. д. Но ког­да я смот­рю на рус­ский рок, я по­нимаю, что «ВиаГра» всё-та­ки луч­ше. Пото­му что эти по­даг­ри­чес­кие ро­керы, эти по­жилые бун­та­ри — они точ­но та­кие же, как «ВиаГра», толь­ко на них ещё и смот­реть не так при­ят­но. И так во всех сфе­рах.

Источник: полная версия интерью на polit-gramota.ru