Иностранные инвестиции: Что это такое и как их привлекать

Прежде чем начинать что-либо говорить о привлечении иностранных инвестиций в российскую экономику, необходимо сначала определиться с тем, что следует понимать в данном случае под инвестициями.

Прежде чем начинать что-либо говорить о привлечении иностранных инвестиций в российскую экономику, необходимо сначала определиться с тем, что следует понимать в данном случае под инвестициями. Иначе говоря: что следует привлекать, из каких источников и каким образом.

Если под инвестициями понимать получение нашим государством новых, более значительных займов из-за рубежа и последующее перераспределение их через федеральный бюджет или иным образом между российскими регионами и предприятиями, то эту тему сразу нужно закрыть. На нашем государстве и так уже много долгов. А предоставлять взаймы российским региональным и муниципальным образованиям, живущим, по-существу, на дотациях из федерального бюджета, никто не будет. Москва в этом смысле не может служить примером. Москва у нас одна и ее возможности по формированию доходной части своего муниципального бюджета в корне отличаются от возможностей всех остальных регионов. И то, что может себе позволить Москва в плане привлечения иностранных займов, как весьма специфическая и уникальная для России административно-территориальная единица, никак неприменимо для других российских территорий.

Не могут решить проблему иностранных инвестиций в российскую экономику и различные зарубежные гранты и программы помощи. И ресурсы у этих источников весьма ограничены: по статье благотворительность – много не выделят, да и помогают, в принципе, только сирым и убогим. Причем, именно в таком размере, чтобы с голоду не померли и воровать не пошли, но никак не более того. А так чтобы мы вдруг враз разбогатели и стали жить достойно – никто не подаст.

Вот и получается, что привлечь сколько-нибудь серьезные средства для развития российской экономики можно только за счет частных капиталов. Причем, не только зарубежных, но и своих отечественных. Законы, по которым работают и движутся по миру частные капиталы, универсальны и в равной степени должны быть применимы и к отечественному частному капиталу. Другое дело, что наш частный капитал пока еще в полном смысле капиталом-то и не стал, во всяком случае, в понимании иностранцев… Но прежде чем развивать мысль о том, что мешает массовому приходу частных иностранных капиталов в Россию – несколько слов о возможностях привлечения иностранного капитала в виде займов.

Специалистам, которым довелось поработать над размещением иностранных инвестиций в России, хорошо известно, что в девяносто девяти случаев из ста, когда руководители российских предприятий и наши государственные мужи говорят об инвестициях, они имеют в виду получение финансирования в виде займов. Но займы не являются инвестициями! И это – не мелкая терминологическая неточность. Из-за нее порой бывает трудно вести сколько-нибудь продуктивный диалог с зарубежными финансистами. Иностранцы просто не понимают о чем с ними говорят: вроде как об инвестициях, но почему-то в долг. Да еще в таких размерах, от которых дух захватывает, и притом на длительные сроки и под мизерные проценты. Да с какой стати?! И почему вообще иностранцы должны кредитовать наш бизнес? У нас, что, своих кредитных организаций нет? Или денег у них недостаточно? Или им не нужно зарабатывать на процентах от размещения займов?

Могут возразить, что у иностранных кредитных организаций условия лучше. Так это они у них там лучше. А здесь они лучше просто быть не могут. Размеры займов, уровень их обеспечения, проценты по ним и сроки кредитования напрямую зависят от той бизнес-среды, в которой банкам приходится работать. Кредитные организации крайне консервативны и осторожны по своей природе. Ведь им приходится преимущественно работать не со своими деньгами, а со средствами своих клиентов. И потому им в принципе не свойственно быть пионерами в освоении новых рынков. И если уж что-то и подвигнет их на работу в России, то условия кредитования у них для российских предприятий будут в полной мере отражать те риски, с которыми сопряжена работа финансистов в чуждой и малопонятной им среде.

Но главное даже не в том, что зазывать зарубежных банкиров к нам бесполезно, а в том, что заемное финансирование, в отличие от инвестиций, выполняет совсем другие функции. На него в принципе нельзя делать ставку как на основу для сбалансированного и устойчивого развития бизнеса. Ведь всегда наступает момент когда займы нужно отдавать и, причем, с процентами. Заемное финансирование может лишь время от времени дополнять некоторый недостаток собственных средств заемщика, но неспособно заменить их отсутствие и, уж тем более, стать для заемщика источником доходов: обслуживание займов – это всегда расходная статья любого бизнеса (если, конечно, не иметь в виду простое присвоение полученных займов – но это уже из области криминала). Без надлежащего обеспечения собственными средствами ни один бизнес нигде в мире не может рассчитывать на привлечение сколько-нибудь серьезных займов.
К примеру, ни один французский банк никогда не выдаст своему же французскому, даже сверхнадежному и многократно проверенному клиенту такого займа, в результате которого общая доля заемных средств в структуре баланса этого клиента превысит 40%.
Поэтому, российскому бизнесу, прежде чем начинать привлекать на стороне значительные займы, нужно сначала пообрасти «жирком» собственных средств. А сделать это можно только за счет инвестиций – своих или чужих, - в собственный (акционерный, уставный, складочный и пр.) капитал российских предприятий. Именно это на языке финансистов и называется инвестициями. И именно над привлечением такого рода иностранного финансирования нужно работать.

Но до того как разворачивать какую-то осмысленную работу по привлечению частных иностранных инвестиций в собственные капиталы российских предприятий нужно принять как непреложные истины два нижеследующих обстоятельства.

1. Частные инвестиции возможны только в частный бизнес. Инвестиции частных капиталов в государственную собственность – это нонсенс, которым не стоит морочить голову ни себе ни инвесторам.

2. Частные инвестиции всегда и везде «гуляют» сами по себе. Их нельзя «построить» и «развести» по нужным кому-то кроме них самих объектам. Перед ними также совершенно бесполезно заискивать и произносить заклинания. Их не заманить ни помпезно обставленными презентациями, ни красочно изданными буклетами, ни даже таким «фирменным» для нас (и, притом, весьма «избитым» и потому уже не воспринимаемым иностранцами без юмора) козырем как «исключительно выгодное географическое положение». Но они – частные инвестиции – сами, безо всякого благословения идут – а если не пускают, то даже прорываются – туда, где возникли благоприятные условия для их приложения, и где местный частный бизнес живет и извлекает доходы по общепринятым и понятным инвесторам правилам.

Из вышесказанного, кстати, можно сделать два важных вывода, на которые следует опираться при выработке подходов к решению проблемы привлечения иностранных инвестиций в российскую экономику.

Первый вывод состоит в том, что раз иностранные инвестиции не идут в Россию – значит что-то с нашим частным бизнесом не так. Во всяком случае, не так, как это устраивало бы иностранных инвесторов. 

И второй вывод – что для привлечения иностранных инвестиций в российскую экономику не стоит тратить много времени и усилий на работу с иностранцами, как с носителями этих самых инвестиций, а нужно основательно поработать с нашим собственным отечественным частным бизнесом, как с объектом инвестиций вообще и иностранных в частности. Поработать – в том смысле, чтобы выяснить что именно в нем не так с точки зрения его инвестиционной привлекательности и постараться найти способы как это поправить.

Можно, конечно, и не трогать свой бизнес, оставив в нем все как есть – пусть себе живет и здравствует как умеет, – а попытаться сделать ставку на так называемых стратегических иностранных инвесторов. Стратегические инвесторы, если и инвестируют какие-либо средства в «чужую» территорию, то всегда вкладывают их в расширение своего собственного бизнеса и ведут затем его сами. В этом смысле для них не так важно по каким внутренним специфическим законам живет и взаимодействует со своими инвесторами местный частный бизнес. Однако, объем стратегических иностранных инвестиций в нашу страну будет всецело зависеть от состояния нашего потребительского рынка, от его емкости и способности принять и оплатить продукцию и услуги таких инвесторов. А поскольку наш рынок, как и любой другой, небезразмерен, то и привлечь в него можно ровно столько стратегических инвестиций, сколько он способен «поглотить» на данный момент, но не более того. В подобных условиях, и с учетом скудости нашего сегодняшнего потребительского рынка, все что могут сделать российские регионы – это «побороться» между собой за каждую «созревшую» по мере роста нашей покупательной способности стратегическую иностранную инвестицию. К примеру, «побороться» за то, где – скажем, в Туле или в Рязани – поставит свой новый завод «Кока-Кола» или откроет свой очередной ресторан «Макдональдс». 

Всерьез говорить о приходе в Россию иностранных инвестиций можно будет только тогда, когда к нам в массовом порядке пойдут, так называемые, финансовые инвесторы – обладатели наиболее крупных, высоколиквидных и, потому, мобильных капиталов. Однако, финансовые инвесторы, в отличии от стратегических, всегда вкладывают деньги не в «свой», а в «чужой» бизнес. Т.е., применительно к России, если они и будут что-то вкладывать, то будут вкладывать именно в наш отечественный частный бизнес. Поэтому, для них имеет принципиально важное значение по каким правилам живет и зарабатывает наш частный бизнес, какие ценности при этом исповедует и как обращается со своими инвесторами. И если иностранные инвесторы не увидят в их российских партнерах – сегодняшних владельцах нашего отечественного частного бизнеса – своих единомышленников в понимании целей и задач помещения капитала в бизнес, то они ни при каких прочих условиях и ни за что не будут инвестировать этот бизнес. Что, собственно говоря, сейчас и происходит. Не видят иностранные капиталисты единомышленников в их сегодняшних российских «коллегах». И до тех пор пока не увидят, не будет у нашего бизнеса и их инвестиций.

И все-таки, в чем причина такой «несовместимости» нашего частного бизнеса с иностранными финансовыми инвестициями? Почему зарубежные финансовые инвесторы, чей бизнес как раз и состоит в инвестировании «чужого» – без чего они, вообще-то, и жить не могут, и для чего они, собственно говоря, и существуют – охотно инвестируют их «родной» национальный бизнес, бизнес Юго-Восточной Азии, латиноамериканский и даже африканский бизнес, но так упорно не хотят инвестировать наш российский? Чем он им не угодил и что так сильно рознит его с частным бизнесом остального мира?

При ответе на этот вопрос постараемся быть попроще и поначалу не использовать таких новомодных, но мало что говорящих нам (без дополнительного разъяснения вкладываемого в них иностранцами смысла) понятий как «прозрачность» и «открытость». Не будем, также, в очередной раз поминать недобрым словом и наши высокие налоги: уровень налоговой нагрузки на бизнес, конечно, играет свою роль, но, по большому счету, сейчас не в нем дело. Главное, что так невыгодно выделяет наш частный бизнес и делает его столь мало привлекательным для сторонних инвесторов – это как-то сам собой утвердившийся у нас (по-видимому, из-за нашей исторической – в смысле нашей недавней советской истории – привязанности к некапиталистическим формам заработка) весьма своеобразный способ извлечения доходов от бизнеса. Во всем мире владельцы бизнеса получают свой основной доход в виде прироста помещенного ими в бизнес капитала за счет и в зависимости от достигнутого этим бизнесом финансового результата. Наши же бизнесмены, видимо так до конца и не усвоившие что есть капитал и как с ним обращаться, предпочитают извлекать доход непосредственно в процессе бизнеса путем изъятия и потребления некоторой части его текущих операционных доходов – вне всякой зависимости и еще до подведения каких-либо финансовых результатов. Для них высшей ценностью и единственным смыслом обладания бизнесом является именно возможность распоряжения его операционными доходами, которые легко и просто в любой момент могут быть конвертированы, по их усмотрению, в их собственные или чьи-либо еще личные доходы. Иначе говоря, имеет место смешение понятий, когда доходы самого бизнеса отождествляются с доходами от бизнеса. Таким «капиталистам» не нужен финансовый результат. Для них финансовый результат – это лишняя головная боль, чреватая лишь дополнительными налогами.

Вообще-то, ничего криминального или, даже, ненормального в таком способе извлечения доходов от частного бизнеса нет – если речь идет об индивидуальном или семейном бизнесе (семейном – в широком смысле, когда бизнес принадлежит небольшой группе лиц, непосредственно ведущих этот бизнес). В конце концов, «хозяева-баре» – как хотят, так и пользуются «плодами» своего и только своего бизнеса. И вышеупомянутая проблема «финансового результата» в случае индивидуального или семейного бизнеса также может быть относительно легко решена: например, применением упрощенной системы налогообложения. Другое дело, что индивидуальный или семейный бизнес несовместим со сторонними финансовыми инвестициями. Вернее сказать, он тоже может привлечь финансовые инвестиции со стороны, но сразу после этого перестанет быть индивидуальным или семейным и перейдет в разряд корпоративного. А в корпоративном бизнесе, принадлежащем уже, как правило, достаточно широкому кругу лиц, в том числе, не относящихся к числу его основных «кормчих», продолжать извлекать доходы по «правилам» индивидуального или семейного нельзя. И это – главное, что отличает корпоративный бизнес от индивидуального. Однако, проблема как раз в том и состоит, что основные владельцы нашего корпоративного бизнеса, определяющие практически всю его «политику», обращаются с ним так, как если бы он был их индивидуальным…

Для того, чтобы лучше можно было понять существо обозначенной проблемы, попробуем разобраться как устроена и должна работать нормальная бизнес-корпорация. Для начала – что следует понимать под бизнес-корпорацией. Корпорация – это ни что иное как объединение индивидуальных капиталов некоторого количества самостоятельных и, в общем случае, независимых лиц – инвесторов корпорации – под «крышей» одного общего юридического лица – лица этой корпорации. Получив таким образом от своих инвесторов свой первоначальный капитал корпорация «запускает» его, но уже от своего имени, в какие-то конкретные бизнес-процессы, извлекая от участия в них прибыль. Эта прибыль добавляется к первоначальному капиталу корпорации, и в итоге ее собственный капитал возрастает, а вместе с ним возрастает и капитал каждого из инвесторов или, иначе говоря, совладельцев самой корпорации. В этом и заключаются цель и смысл корпоративного бизнеса. Причем, мы здесь сознательно использовали такой термин как «инвесторы», вместо «акционеры», «участники», «пайщики» и пр., чтобы подчеркнуть тождественность всех этих понятий. Именно акционеры, участники, пайщики и пр. как раз и являются инвесторами своих хозяйственных обществ (или, если «по-заграничному», компаний, корпораций). И именно такое определение им (в частности, акционерам) дает, например, российский закон о рынке ценных бумаг. Поэтому, когда мы публично приглашаем к нам иностранных инвесторов, то на самом деле мы просто предлагаем им стать ни кем иным как акционерами, участниками, пайщиками и пр. наших отечественных корпораций (т.е. наших ОАО, ЗАО, ООО и пр.) Остается теперь только выяснить зачем им – иностранцам – это нужно. И нужно ли это самим российским корпорациям.

Характерной чертой нормально организованной и устроенной корпорации является строгая пропорциональность в пользовании ее инвесторами всеми «плодами» ее деятельности и всеми генерируемыми ею для них благами. Причем, мерой такой пропорциональности должен служить исключительно финансовый вклад каждого конкретного инвестора в общий капитал корпорации, выраженный в чисто арифметической доле участия инвестора в ее капитале. И никакие другие критерии, типа уровня трудового участия либо степени влияния на результативность бизнеса корпорации, не должны приниматься в расчет. При таком понимании сути корпоративного бизнеса, единственным источником дохода для его инвесторов может быть только прибыль корпорации. А сам доход они могут получать только в виде прироста стоимости их капитала, помещенного в корпорацию, и путем распределения и изъятия в свою пользу некоторой части чистой прибыли корпорации в виде дивидендов. И все это, опять-таки, строго пропорционально участию в капитале корпорации. Некоторым такое положение вещей может показаться несправедливым: одни работают не покладая рук, «таща» на себе весь бизнес корпорации, а другие только деньги дают. Но в этом-то, как раз, и состоит сущность и вся «прелесть» капитализма, в котором мы, как говорят, сейчас живем и по правилам которого пытаемся привлекать частные иностранные инвестиции. Кстати, именно такой способ распределения доходов и всех прочих выгод от совладения корпоративным бизнесом называется у иностранцев «прозрачным», в отличие от «непрозрачного», т.е. непропорционального, когда большая часть всех производимых корпорацией материальных и нематериальных благ перераспределяется различными «непрозрачными», т.е. непропорциональными способами лишь на узкую группу ее основных инвесторов и высший исполнительный менеджмент.

Другим характерным признаком «прозрачно» организованной корпорации является отстраненность всех ее инвесторов от осуществления исполнительных функций по ведению бизнеса корпорации, так как только при такой отстраненности можно обеспечить действительную пропорциональность в распределении доходов от бизнеса между всеми его владельцами. Ведь очевидно, что если инвесторами во главу угла их бизнеса ставится прибыль, то их интересы будут объективно расходиться с интересами нанимаемого ими персонала: наемный персонал будет стремиться получить от инвесторов как можно большее вознаграждение за свой труд, способствуя тем самым повышению затратности, а, следовательно, и снижению прибыльности бизнеса для инвесторов, тогда как сами инвесторы, наоборот, будут стараться получить как можно большую прибыль от их бизнеса, в том числе, и за счет снижения расходов на наемный персонал. И если вдруг кто-то из инвесторов начнет прямо или косвенно осуществлять какие-либо исполнительные, особенно, оперативно-распорядительные функции в своей корпорации, получая от нее за это вознаграждение или какую-то иную индивидуальную выгоду, то его интересы как совладельца бизнеса войдут в противоречие с его же интересами, но уже как наемника. И еще не известно, что именно он предпочтет: продолжить извлекать доходы как истинный совладелец корпорации – по тем же «прозрачным» правилам и заодно со всеми другими ее инвесторами – или же начать зарабатывать, в основном, как ее наемник – просто «отламывая» себе лично в повседневном режиме и как можно больше от общего «пирога» бизнеса корпорации, в ущерб всем другим ее инвесторам и их общему делу – финансовому результату. Иначе говоря, в нормально устроенной и «прозрачно» организованной корпорации капиталисты, т.е. ее владельцы, должны быть именно капиталистами-собственниками, а наемники – наемниками. И их функции не должны «пересекаться». В противном случае возникает то, что на языке иностранных финансистов называется «конфликтом интересов», несовместимым с осуществлением «попавшим» в него инвестором своих прав как одного из совладельцев корпорации.

Ну и наконец, еще одной примечательной особенностью действительно «прозрачной» корпорации является то, что ей в принципе не нужны какие-либо сторонние контролеры по типу нашей налоговой инспекции, равно как и налоговой инспекции нет никакой необходимости проверять с «пристрастием» деятельность такой корпорации. И все потому, что нет и не может быть более заинтересованных и надежных контролеров за истинными доходами и расходами «прозрачной» корпорации, чем ее инвесторы, если, конечно, все ее инвесторы – настоящие капиталисты, преследующие только одну цель – наращивание помещенного ими в бизнес капитала, и, одновременно, лишенные по своему статусу возможности заниматься какими-либо текущими манипуляциями с операционными доходами, расходами и, соответственно, прибылью корпорации. Они, также, объективно не заинтересованы в утаивании и сокрытии хоть какой-то части прибыли их корпорации от налогообложения, так как любое такое сокрытие автоматически выведет эту часть прибыли из под их контроля и сделает ее эксклюзивным и стопроцентным «достоянием» исполнительного менеджмента. И никакой, даже сверхвысокий уровень налогообложения корпоративной прибыли не в состоянии их «подвигнуть» на ее сокрытие, потому как в по-настоящему «прозрачной» корпорации единственным источником доходов для инвесторов может быть только официально декларируемая, а значит и налогооблагаемая прибыль корпорации. Кстати, именно поэтому всем более-менее «прозрачно» организованным и структурированным корпорациям скорее свойственно завышать получаемую прибыль, нежели занижать. Но об этом – чуть позже.

Ну а теперь посмотрим как обстоят дела в наших, с позволения сказать, «корпорациях». И чтобы все было сразу просто и понятно, рассмотрим это на таком весьма типичном для нашего среднего корпоративного бизнеса примере когда генеральный директор российского акционерного общества единолично или вместе с группой других его высших исполнительных менеджеров владеет контрольным пакетом акций этого общества. Зададимся вопросом, а как они извлекают доход от владения хоть и значительной, но все же только долей этого бизнеса? Неужели и впрямь исключительно в форме прироста стоимости помещенного в бизнес капитала и пропорционального распределения части чистой прибыли их корпорации в виде дивидендов? Честно говоря, для мало-мальски посвященных в нашу отечественную корпоративную «кухню» подобное предположение даже звучит смешно. Потому что как раз таким образом они его не извлекают и похоже, что извлекать не намерены. Ну разве что так – самую малость. Основную же часть всех своих личных выгод от владения бизнесом они получают именно от своего положения единоличных распорядителей всем имуществом корпорации и от возможности безраздельно, бесплатно и бесконтрольно пользоваться всем этим «богатством», например: путем произвольного назначения самим себе сколь угодно высоких вознаграждений и компенсаций за свой «нелегкий» труд; или путем беззастенчивого пользования, как своей собственной, всей вспомогательной инфраструктурой корпорации (порою очень даже «неслабой»); ну и наконец путем прямого перевода на себя некоторой части активов корпорации с использованием всевозможных «откатных»» схем и зависимых третьих фирм. И, что самое замечательное, оформляется все это, преимущественно, как вполне благопристойные затраты корпорации, уменьшающие ее налогооблагаемую прибыль.
Кстати, не потому ли наш отечественный корпоративный бизнес так низкорентабелен и неэффективен по сравнению с зарубежным, что его, казалось бы, обычные операционные расходы почти всегда содержат в себе еще и «непрозрачные» доходы его основных владельцев?
Но, как уже отмечалось, отсутствие прибыли не является для руководителей российских корпораций проблемой. Проблемой для них является как раз ее наличие, так как означает необходимость уплатить соответствующий налог государству и, тем самым, уменьшить сумму находящегося в их распоряжении «богатства». Вот уж что для них поистине является «затратой» – с позиции их личных интересов, конечно. Да и вообще, то, что официально декларируют наши корпорации как прибыль – это вовсе и не прибыль в ее нормальном понимании, а некая расчетная величина, искусственно выведенная по очень своеобразным правилам российского налогового учета, условно принимаемая нашим государством за налогооблагаемую базу по прибыли. Наличие такой «условной» прибыли совсем даже не означает, что у корпорации действительно есть прибыль, и что корпорация на самом деле заработала больше чем потратила. Просто в условиях тотальной незаинтересованности российского корпоративного бизнеса в декларировании своей прибыли наше государство вынуждено расставлять ему что-то вроде «капканов» из весьма замысловатых законов, инструкций и наставлений, регламентирующих что из расходов можно относить на затраты, а что нельзя, формируя тем самым хоть какую-то базу для налогообложения нашего бизнеса. Вот и идет такая своеобразная «игра» по всей стране – хозяева бизнеса стараются замаскировать свои личные доходы под его расходами, а государство – заставить бизнес совершить как можно больше расходов из прибыли (т.е. отнести уже совершенные расходы на ту самую «условную» прибыль). Сожаление вызывает только то, что никого в этой «игре» не волнует реальная прибыльность нашего корпоративного бизнеса, из-за которой, по идее, и должны помещать в него свой капитал инвесторы.

Но не надо думать и утешать себя мыслью, что все вышесказанное относится только к тем российским корпорациям, которые контролируются их исполнительным менеджментом. В корпорациях, над которыми установили контроль юридические лица или, даже, целые группы таких лиц, механизм извлечения ими доходов остается прежним, т.е. путем произвольного изъятия и «непрозрачного» перераспределения в свою пользу операционных доходов и текущих активов контролируемых ими корпораций. Официальную же прибыль у нас почти никто не распределяет. Ее у нас, по большей части, только «используют», причем, опять-таки, еще в процессе текущей деятельности и, как правило, также с немалой выгодой для тех, кто принимает решения о том или ином ее «использовании». И чтобы убедиться в последнем, достаточно лишь бегло просмотреть официальную отчетность некоторого количества мало-мальски заметных российских корпораций по статье «использование прибыли», чтобы увидеть сколько места там занимает, например, «помощь» таким организациям как МВД, Прокуратура и даже ФСБ.
Интересно, а не пытался ли кто-нибудь и когда-нибудь подсчитать каков общий объем такой «помощи» по стране, и как он соотносится с объемом финансирования этих и других подобных организаций из федерального бюджета?

Но главное – не во всех этих деталях и подробностях, а в том, что остается после всего этого, так называемым, миноритарным инвесторам (т.е. акционерам, участникам, пайщикам и пр.) российских корпораций. Очевидно, что ничего! Ничего, кроме отчета о том, как их корпорация «поиспользовала» якобы полученную ею «условную» прибыль. Ну и спрашивается, зачем им – миноритариям – нужно становиться и быть инвесторами таких корпораций? Неужели только для того, чтобы навсегда «похоронить» там свои инвестиции? И еще один вопрос. А на какую, собственно, роль мы приглашаем к нам иностранных инвесторов? Уж не на ту ли самую роль «жалких», никому не нужных миноритариев, не имеющих никаких возможностей и перспектив ни то чтобы там нарастить какой-то капитал, но даже выйти из своих инвестиций на более-менее приемлемых условиях? Так зачем же тогда иностранцам инвестировать свои средства в наши корпорации? Они, что – ненормальные? Или, может быть, наши бизнесмены готовы передать иностранцам контроль над российским бизнесом, а сами – смириться с ролью его миноритариев? Как-то сомнительно. Так что не стоит удивляться столь упорному нежеланию иностранцев инвестировать наш бизнес. Такой бизнес им не нужен.

Ладно. С иностранцами – все понятно. Но как можно объяснить, что при, казалось бы, всеобщей заинтересованности в привлечении иностранных инвестиций, большинство руководителей российских предприятий, как только осознают, что иностранцы ведут речь об инвестициях в капитал, сразу теряют к ним всякий интерес? Да все тем же самым – «непрозрачностью» в извлечении доходов, которая, в свою очередь, и предопределяет абсолютную «закрытость» нашего бизнеса для всех посторонних, в том числе, и для сторонних инвесторов. Ведь вхождение любого нового инвестора в капитал корпорации путем присоединения (т.е. прибавления) к нему дополнительного инвестиционного вклада неизбежно нарушает ранее сложившуюся структуру контроля над корпорацией. И если, вдруг, речь идет о серьезных инвестициях, сопоставимых с собственным доинвестиционным капиталом корпорации – то так недолго и контроль над ней утратить. А вместе с ним – и всякую возможность извлекать доходы от ее бизнеса. Уж кто-кто, а наши-то отечественные «капиталисты» хорошо знают, что доходы от корпоративного бизнеса у нас извлекает только тот, кто имеет над ним контроль.

Вот и получается, что большинству российских корпораций сторонние инвестиции в капитал «противопоказаны». И иностранцы здесь – совершенно ни при чем. Все дело именно в «непрозрачности» и «закрытости» наших корпораций. И до тех пор, пока они не станут у нас действительно «прозрачными» и по-настоящему «открытыми» для инвесторов, пока не начнут официально и публично декларировать всю реально получаемую прибыль, причем, не столько для налоговой инспекции, сколько для своих собственных инвесторов, и использовать при этом всевозможные бухгалтерские приемы и уловки для завышения «показываемой» прибыли, не будет у нас и сколько-нибудь значимых иностранных инвестиций.

А то, что такой необычный для наших корпораций образ действий – не фантастика, можно убедиться на зарубежных примерах. Многим, наверное, еще памятен недавний широко обсуждавшийся в наших СМИ скандал с американской энергетической компанией ЭНРОН, которая была уличена в завышении своей прибыли. У нас этот скандал муссировался, в основном, в связи с якобы причастностью к нему американского президента Джорджа Буша Младшего. Но мало кто обратил внимание на то (хотя были и такие), что в основе скандала лежало не столь привычное для нас занижение прибыли, а ее завышение. Причем, не на какие-то там десять или сто миллионов рублей, а на четыре с лишним миллиарда долларов США! Но что это означает для бизнеса компании с фискальной точки зрения? А то, что вся эта завышенная прибыль целиком попала под американское национальное налогообложение, ставка которого, кстати, в отношении прибыли выше чем у нас. И пошла компания на такую странную для нас «жертву» только для того, чтобы поддержать свой имидж как чрезвычайно привлекательного объекта для помещения капитала (т.е. для инвестиций) и сохранить высокий уровень котировок на ее акции. Вот, когда наши отечественные корпорации начнут всячески завышать свою официальную прибыль, а российская налоговая инспекция – пытаться уличить их в этом (!!!?), можно будет сказать, что наш корпоративный бизнес стал наконец по-настоящему «прозрачным» и «открытым», и что, следовательно, путь для иностранных инвестиций к нам в страну открыт.

Но все же, что нужно сделать, чтобы наш корпоративный бизнес претерпел такое «чудесное» перевоплощение? Да в общем-то, по существу, только одно – перекрыть его владельцам все пути «непрозрачного» извлечения доходов от бизнеса. Естественно, что никаким указом или постановлением запретить извлечение «непрозрачных» доходов нельзя. Хотя бы даже потому, что невозможно предусмотреть и перечислить все способы извлечения таких доходов. Добиться же этого можно лишь передачей контроля за доходами и расходами корпораций их миноритарным инвесторам, не связанным, однако, какими-либо контрактными обязательствами со своими корпорациями. Иначе говоря, необходимо подвергнуть ревизии российское корпоративное законодательство на предмет включения в него и проведения через все его базовые положения двух нижеследующих принципов:

1. Весь стратегический контроль над корпоративным бизнесом должны осуществлять только те его инвесторы, которые никак не вовлечены в его текущую операционную деятельность – ни как наемники, ни как его контрагенты.

2. Ни один из таких «невовлеченных» инвесторов не должен иметь ни при каких обстоятельствах абсолютного перевеса голосов над всеми другими «голосующими» инвесторами.

Причем, мы сознательно использовали здесь именно такое понятие как «голосующий» инвестор, так как нет никакого смысла запрещать кому-либо и что либо покупать или же вкладывать собственные средства в чей-либо капитал. Ну хочет, скажем, генеральный директор быть совладельцем своей корпорации, наращивать помещенный в нее капитал за счет ее прибыли, получать дивиденды – пожалуйста. Но вот совмещать исполнительно-распорядительные функции с функциями «голосующего» контроля, в том числе, за самим собой – безусловно уже нельзя. Равно как и нельзя получать от корпорации какие-либо вознаграждения или иные материальные выгоды и одновременно контролировать размер и обоснованность соответствующих корпоративных расходов. Или же, к примеру, прибрел кто-то половину или даже 75% акций корпорации – ну и что? Главное, что бы он не стал после этого единолично и бесконтрольно распоряжаться корпорацией как своей собственной, не имея никакой реальной, т.е. «перевешивающей» его по числу голосов «оппозиции» из других независимых инвесторов. Вот, собственно говоря, и все что нужно сделать. Единственно только, что оба вышеназванных принципа безусловно должны применяться с учетом существующих взаимозависимостей между инвесторами, наемным персоналом и контрагентами корпорации по бизнесу. А непосредственный контроль за соблюдением этих корпоративных норм вполне можно было бы передать и самим инвесторам корпорации – им только нужно предоставить соответствующие законодательные полномочия и государственные гарантии.

Могут, конечно, возразить, что все это слишком радикально и трудноосуществимо. Ну, что касается радикальности – то да. Но надо ж что-то делать, чтобы наши корпорации начали двигаться в сторону большей «прозрачности» и «открытости». Сами они пока такого стремления не проявляют. А что касается трудноосуществимости, то никто и не спорит – да, будет трудно. Тем более, что очень многим это не понравится. Однако, ничего нового в установлении, например, аффилированности (т.е. взаимозависимости) лиц, в общем-то, нет – этим у нас итак уже занимаются Антимонопольный комитет на пару с ФКЦБ. Вот, разве что, только работа у них станет более творческая, и, может быть, они наконец перестанут заниматься тем, чем сейчас, в основном, занимаются. (Оставим это без комментариев. Все кто с ними сталкивался хорошо знают чем именно они сейчас занимаются.) Но главный аргумент в пользу таких радикальных и, возможно, непопулярных мер состоит в том, что если их не принять, то ничего не изменится и в характере нашего корпоративного бизнеса, в том числе, и его инвестиционной «неприглядности» (т.е. привлекательности наоборот). И дело здесь даже не в иностранных инвестициях, а в способности нашего бизнеса в принципе привлекать хоть какие-нибудь финансовые инвестиции.

Безусловно, что потребуется также и внести некоторые изменения в наше налоговое законодательство. Вернее даже не столько в само законодательство, сколько в подзаконную нормативно-правовую базу нашего МНС и в сам характер осуществляемого им контроля за корпоративным бизнесом. Ранее мы говорили, что «непрозрачность» отечественного бизнеса понуждает нашу налоговую инспекцию довольно жестко регулировать его затраты. Однако и сама по себе практика регулирования затрат со стороны государства провоцирует бизнес на сокрытие своей прибыли и извлечение доходов всевозможными «непрозрачными» способами. Поэтому, одновременно с принятием мер по повышению «открытости» и «прозрачности» наших корпораций нужно будет также и отказаться от практики государственного регулирования их затрат. В конце концов, ну кто еще кроме инвесторов может лучше знать какие расходы следует осуществлять их корпорациям, а какие нет. Ведь в конечном итоге все эти расходы будут осуществляться именно за счет инвесторов, т.е. за счет недополученной ими прибыли.

Неплохо было бы также и пересмотреть подход к налогообложению дивидендов. Например, сейчас у нас иностранцы должны платить налог с дивидендов по ставке в два с половиной раза большей чем резиденты, что, в общем-то, похоже на дискриминацию. Но по большому счету, следовало бы вообще отменить всякие налоги с дивидендов. Ведь что такое дивиденды? Это часть чистой прибыли корпорации, распределяемая между ее владельцами. А это значит, что выплачиваются они из источника, уже однажды прошедшего через процедуру корпоративного налогообложения. Т.е. один раз налог с этого вида доходов государством уже удержан. Хотя дело здесь – не в налоговой арифметике, а в том, что дивиденды – это наиболее честный и «прозрачный» способ извлечения доходов от бизнеса, т.е. именно тот способ, который нужно всячески поддерживать и поощрять. Если же пойти еще дальше в плане экономического стимулирования инвестиций, то можно было бы подумать и об освобождении от налогообложения вообще всех видов доходов от инвестиционных операций с капиталом российских корпораций, в том числе, и от получаемой кем-то прибыли от купли-продажи их акций. В конце концов, у самих корпораций от этого ничего не убудет. Зато помещение средств в их капиталы станет куда более привлекательным – и для нас и для иностранцев.

Ну и наконец есть еще один аспект у всей этой проблемы, над которым стоило бы поработать. Правда относится он скорее к особенностям нашего «советского» антикапиталистического менталитета, сформировавшегося в период, когда «частный бизнес» и «капитализм» были общественно-нетерпимыми явлениями. Речь идет о социальном статусе личности в нашем обществе, который у нас до сих пор еще отождествляется преимущественно с «местом работы» и «занимаемой должностью». Человек, нигде не работающий и не занимающий никакой должности по найму, у нас как бы не совсем полноценен. Ни пенсия ему нормальная не начисляется, ни медицинская страховка, и даже анкету для загранпаспорта ему не заполнить – одни прочерки. Но, между прочим, все это тоже провоцирует многих наших граждан, даже с неплохим достатком, непременно «числиться» где-то «на работе». А где ж лучше всего пристроиться самому и пристроить своих близких как не в подконтрольном бизнесе? Тем более что и доходы так извлекать привычнее. Просто же «работать» капиталистом у нас пока еще не принято. Хотя по сегодняшним меркам быть капиталистом, т.е. инвестором своей национальной экономики ничуть не менее «общественно-полезно» чем работать по найму. Не пора ли нам поменять содержание наших традиционных анкет, и сформулировать в них соответствующую графу как «род занятий» или «источники доходов»? А заодно и поменять наше общее негативное отношение к «тунеядствующим» капиталистам. А то ведь все что им пока остается, так это представляться по примеру Бориса Березовского «безработными» или – есть еще вариант – «домохозяйками».

Если обобщить все вышеизложенное, то станет ясно: системно и комплексно решить проблему инвестиционной привлекательности нашего бизнеса можно только на федеральном уровне и в общенациональном масштабе. Но значит ли это, что нашим региональным властям ничего не остается, кроме как ждать пока все благополучно разрешиться в «центре»? Конечно же нет. Во-первых, они – тоже власти и, следовательно, могут взять под свой контроль многое из того, что происходит в бизнесе на подведомственных им территориях. Во-вторых, никто не лишал их возможности изучать и анализировать эту проблему и выходить с соответствующими предложениями на федеральный уровень. Ну и, наконец, в-третьих, и это самое главное, им вполне под силу самостоятельно инициировать и «запустить», а также взять под свое особое покровительство ряд региональных инвестиционных проектов, организованных по типу Private Equity фондов (фондов частных вложений в акционерные капиталы), в которых бы искусственно культивировались благоприятные условия для финансовых инвесторов. Ведь дело в том, что наше нынешнее корпоративное законодательство практически «списано» с зарубежного, и в своей основе никак не противоречит «открытым» и «прозрачным» принципам корпоративных взаимоотношений. Другое дело, что его зарубежные прототипы как-то сами собой предполагали, что у корпораций есть владельцы и наемники. И что это, как правило, разные лица. Разрабатывались и писались эти прототипы преимущественно под крупные корпорации, для которых не характерна концентрация капитала в одних или нескольких руках. Ну и наконец, рассчитаны они были на настоящих капиталистов, занимающихся этим делом уже в нескольких поколениях, а не людей, привыкших всю свою жизнь зарабатывать наемным трудом и вдруг оказавшимися в «креслах» капиталистов.

Если же опять возвратиться к нашему корпоративному законодательству, то оно, к примеру, не исключает того, чтобы устав корпорации содержал ограничение на максимальную долю в ее капитале, которой мог бы владеть один инвестор. Есть в нем также и нормы, ограничивающие участие отдельных особо заинтересованных инвесторов в принятии тех или иных решений. Есть там и другие всевозможные механизмы учета интересов меньшинства. Ну и наконец, наш закон не запрещает крупным инвесторам корпораций принять на себя «повышенные» обязательства по соблюдению кодекса корпоративного поведения и учету интересов меньшинства. Кстати, за рубежом даже существует практика заключения так называемых договоров акционеров, в которых прописываются такой порядок взаимодействия между инвесторами, которого нет в законодательстве. И причем, эти договоры имеют безусловный приоритет для инвесторов, потому как нельзя договориться делать по одному, а затем отказаться от этого под предлогом что закон не обязывает. Так что у наших местных властей тоже есть рычаги по привлечению инвестиций в свои регионы. Надо только понимать, что в нынешних условиях реализовать проект регионального Private Equity фонда в России без первоначального и доминирующего участия в нем российских инвесторов сейчас уже невозможно. Иностранцы «подтянутся» позже, если увидят жизнеспособность и действенность такого проекта. Но даже если они и вовсе не «подтянутся», то польза от подобного проекта будет все равно, так как и без иностранцев может быть образован достаточно мощный пул из отечественных инвестиций, способный решить очень многие задачи. Да и необходимого опыта через такие проекты можно поднабраться. Важно только, чтобы власти именно патронировали эти проекты, но не командовали ими. Командовать в них должны сами инвесторы. И все материальные выгоды от участия в проектах должны получать только их инвесторы. Сами же власти, равно как и отдельные их представители могут и должны будут довольствоваться только политическими «дивидендами» от своего участия в этих проектах, а если и наживать на них какой-то капитал, то только «политический».

Источник: Деловой портал Юга