Следи за языком, филолог, или первая победа Президента

- …ох уж этот русский язык. Бывает, прорвется, как канализация и всплывет все… - Филолог замолчал.

Есть у меня знакомый Филолог с густой полуседой бородой. У Филолога есть кандидатская степень. Мы видимся с ним редко. В основном на различных мероприятиях семейного толка.

И каждый раз при встрече Филолог меня внимательно осматривает.

«Растете, Александр, растете, - говорит он. – Только вот ума, кажется, совсем не прибавляется». По мнению Филолога, ума не прибавляется, потому что я не умею говорить по-русски.

Стоит мне нечаянно обронить хоть слово, как начинает играть старая, заезженная пластинка: «Александр, Вам уже двадцать лет, а ума как не было, так и нет. Боюсь, даже сапожники из Комсомольского района говорят по-русски лучше, чем Вы – поколение пепси, дети газированной водички».

- Но я не из поколения пепси, - возражаю я, но Филолога не интересуют мои ответы. Ведь у Филолога есть кандидатская степень и ему никогда не понять, что значат «словесные отрыжки», «грамматические пуки», «семантические сопли» (так он называет слова, которыми я объясняю свой мир).

В категорию отрыжек, пуков и соплей входят следующие слова: срост, несрост, кач, невзгрев, крячить, вкрячило, жесткач, отдуплить, ступить, вточить, пришабить. Для Филолога я, как красная тряпка для разъяренного быка, который только и ждет момента, чтобы проткнуть рогами замешкавшегося тореадора. Поэтому с тех пор как мне исполнилось шестнадцать и стало окончательно ясно, что с русским языком у меня неразрешимый конфликт, Филолога перестали приглашать на мероприятия семейного толка, чтобы только не дразнить красной тряпкой безграмотности старого и измученного быка русского языка.

Но Филолог намека не понял. То ли из-за того, что не умел слушать никого кроме себя самого, то ли из-за того, что жизнь в крошечной квартирке на окраине города была чересчур исполнена фатального одиночества. Поэтому он продолжал приходить на все семейные мероприятия и грустно отмечать, что хоть годы мои и летят, но ума ни на йоту не прибавляют.

И вот наступил решающий вечер. Вечер, когда должны были объявить результаты президентских выборов.

У нас дома собралась большая компания: химики, биологи, физики, философы, инженеры, программисты и нагрянувший без приглашения Филолог. Он вошел без стука, мокрый, как селедка. На улице шел проливной дождь.

- Льет, как из ведра, а Вы без зонта по улицам шастаете. Что совсем рехнулись? – спросили Филолога инженер Приходько.

Филолог не ответил. С его длинных седых волос стекали капли дождя, скользя по морщинистому и вытянутому лицу. Я заметил, что Филолог как-то ссутулился, будто на его плечах был крест. Знаменитая борода стала совсем седой.

Он сухо поприветствовал всех присутствующих, перебросился парой коротких фраз, и присел на диван. К несчастью на том же диване сидел я, и это обстоятельство огорчило Филолога. Он бросил на меня тяжелый и полный возмутительного снисхождения взгляд, но говорить ничего не стал.

- Сейчас нам скажут, кого именно выбрали Президентом, - сказал я и переключил телевизор на единственный канал, по которому передают новости про Президента, как нынешнего, так и вновь избранного.

- Александр, - Филолог грозно посмотрел на меня, а затем задал свой коронный вопрос: - Сколько Вам сейчас лет?

- Двадцать, - ответил я.

- А ведь дурак-дураком до сих пор. Даже в армию таких бы не брал, - сказал Филолог и перевел взгляд на экран телевизора.

Диктор новостей выглядел так, точно не спал трое суток подряд. Он так отчаянно пытался интонацией внести хоть какую-то интригу, но от этого интрига пропала окончательно. И даже я догадался, кого мы все-таки выбрали.

Филолог напрягся. Так напрягаются лошади перед стартом забега. Или кролики во время размножения. На его лбу проступила жирная, толщиной с большой палец морщина, по вискам струился пот, смешиваясь с каплями дождя. Губы и зубы были плотно сжаты. Кажется, в зыбкой тишине я даже расслышал их песочный скрип.

Наконец, диктор прочитал последний абзац. Его голос благоговейно дрожал, словно сам Мессия спустился с небес в телевизионную студию.

- Сегодня в двадцать ноль-ноль по московскому времени Центральная избирательная комиссия объявила окончательные результаты подсчета избирательных бюллетеней. К удивлению большинства аналитиков с перевесом в 81% на выборах впервые победил… победил… - диктор сбился. Он в недоумении начал скользить глазами по листу с текстом, но не мог найти того места, на котором остановился. – Победил… с пере-е-е-е-в-е-е-е-с-о-о-о-ммм… ммм… Да кто же, черт возьми, победил? -  выпалил диктор, так и не найдя ответа в тексте.

Я робко глянул на Филолога. Он был точь-в-точь как старый чугунный чайник, забытый на плите. Он уже вскипел, пыхтел, свистел и через секунду был готов залить жгучим кипятком все вокруг.

Диктор прижал ладонь к правому уху (в него был вдет микрофон), в которое ему подсказывал редактор. Диктор облегченно выдохнул, распрямил плечи, повернулся к камере и объявил:

- Дорогие граждане, поздравляю вас с победой, - диктор опять замешкался. – То есть я хотел сказать, что поздравляю с победой на выборах в первом круге с перевесом в 81% нового Президента…

- Да как же ты заебали... - Филолог огрел меня по ушам, так что я на время оглох и не расслышал полностью последнее слово. – Как же вы все меня …бали - Филолог вновь ударил по ушам. – Да иди вы со своими выборами на… - еще удар. – Демократы ..ядъ… - после этого слова Филолог огрел меня по ушам с такой силой, что я отправился в продолжительное путешествие в страну глухих. И пока я не слышал, что именно говорил Филолог, он поймал кураж: бросал, как световые гранаты, отчаянные жесты, с пенной у рта что-то доказывал оплошавшему диктору, бил кулаком по экрану, который принято называть голубым. Филолог покраснел как спелый томат, вены на шее набухли и формой напоминали ожиревших гусениц.

Когда ко мне вернулся слух, Филолог с полуседой бородой и кандидатской степенью уже успокоился. Он прихлебывал остывший чай, и бормотал себе под нос:

- …ох уж этот русский язык. Бывает, прорвется, как канализация и всплывет все… - Филолог замолчал.

- Несрост, - подметил я.

- Да уж, - согласился Филолог. – Великий и могучий несрост, за которым никак не уследишь, хоть язык отрезай.