Создать условия

Правительство может провести модернизацию промышленности, но инновации форсировать невозможно.

В действительности интересно разобраться с этими расхожими концепциями, определяющими точку зрения власти на стратегию модернизации и инновационного развития. Когда речь идёт о некой благой экономической цели, в обсуждении фигурируют только два мема, или ярких образа: новая индустриализация на базе информационных технологий в Юго-Восточной Азии и информационная экономика на примере США, Европы и Японии. Первый образ подкрепляет голоса тех, кто призывает провести форсированную модернизацию инфраструктуры и промышленности на базе государственных инвестиций и новых технологий (экспортная ориентация индустрии вызывает энтузиазм). Второй образ обещает формирование мощной индустрии информационных и инновационных сервисов, а также намекает на возможность опережающего развития и участие в формировании технологий завтрашнего дня.

При этом, разумеется, у нас происходит интерпретация этих образов, но для начала необходимо дать себе отчёт о том, что происходит на практике. Правительство делает акцент на строительстве собственной системы дистрибуции энергоносителей с максимальным контролем за поставками до главных рынков сбыта, таким образом модернизируя реальный источник нынешних и будущих государственных инвестиций — добывающие отрасли — за счёт инвестиций в «последнюю милю» и диверсификацию рынков. По отношению к промышленности принимаются похожие решения в виде создания госкорпораций, однако в условиях кризиса встал вопрос о сокращении инвестиций, тем более что правительству всё чаще приходится просто «тушить пожары», ликвидируя очаги напряжённости даже в тяжёлой обрабатывающей промышленности.

На этом фоне разговоры об инвестициях в инфраструктуру и создание интеллектуальной экономики кажутся блефом. Впрочем, уже известно, что в части инвестиций в инфраструктуру есть реальные статьи этих расходов в бюджете, и что-то будет сделано — так эффективно, как умеет работать эта система, заслуженно считающаяся источником коррупционных доходов. Понятно, что никто, кроме государства, не может решить сформулированную министром Шойгу проблему-2014 — опасность физического разрушения инфраструктуры и зданий, построенных при СССР. Если не модернизировать предприятия (включая больницы и школы как предприятия, на которых работают бюджетники), построенные ещё в советское время, они в ближайшее время погребут под собой всех на них работающих. Сейчас только начинает сыпаться, обвал ещё впереди. 

Возможно, вместо нынешних градообразующих советских монстров надо построить новые города в более экономически обусловленных регионах и способствовать переселению туда людей, которых кризис оставил без работы. Это отчасти поможет решить проблему заселения отдалённых регионов страны и снизить энергопотребление через естественный переток северников и нефтяников на юг страны. Не обязательно вкладываться во всё сразу — к примеру, на юге важна сейчас особая «пенсионная» инфраструктура: нужны достойные условия жизни на юге для тех, кто работал на Севере. Соответственно, строительство жилья, в котором хочется провести старость, не менее актуально, чем равномерное развитие юга, а не только курорта в Сочи.

Модернизация: пряник и кнут в режиме автопилота

В модернизации всё будет зависеть, по сути, от того, насколько соответствуют сегодняшнему дню технические стандарты в дорожном строительстве, в сфере повышения энергоэффективности строительства и отопления. Если у нас таких стандартов нет, они не введены или не исполняются, то лучше для всех было бы, честно говоря, ничего не делать и отложить деньги на потом, отправив рабочих на время простоя на курсы повышения квалификации.

Есть понятные ограничения в том, что можно сделать хорошо и быстро в режиме ручного управления индустриальными активами. Столкнувшись с этой задачей, Европа была вынуждена решить её, чтобы создать альтернативу мобилизационной советской экономике. Не знаю, кто додумался первым использовать технологические стандарты как главный инструмент форсированной модернизации, но в Европе это делают лучше всех. Работу этого механизма модернизации, условно «европейской модели», можно описать на примере автомобильной промышленности, которая регулярно получает повышенные экологические стандарты («Евро-2», «3», «4» и т.д.), во вводе которых мы стабильно отстаём на десятилетия, если не больше. Именно сила лоббистов от автомобильной промышленности в Вашингтоне, возможно, и сделала их такими уязвимыми в этот кризис, сделав пример американского автопрома хрестоматийным для будущих студентов экономических факультетов и школ менеджмента. Затянув процесс модернизации технологий и переход на альтернативные виды топлива, в погоне за быстрой прибылью GM и Chrysler шли на поводу у покупательского спроса в США, где цены на бензин очень низкие, теряя рынок за рынком за рубежами страны, но их спасали таможенные барьеры. Теперь Chrysler, вероятно, станет FIAT, а что будет с GM, вообще непонятно.

Если применить эту историю к нашей жизни, можно сказать, что жёсткое европейское воспитание не отменяет, если душа просит, щедрых раздач индустрии, но должно неизменно сопровождать такие раздачи, чтобы лишить бизнес возможности запутать чиновников, что несложно, ведь модернизацию можно трактовать по-разному. Покупка и внедрение технологий переработки и сборки при строгом слежении за соблюдением экологических норм — и создание таким образом условий для проведения промышленной модернизации, от сборки автомобилей до нефтеперерабатывающих заводов или станций по сжижению газа. Что лучше получается, то и будем делать. Пуховики пусть собирают китайцы, может, наша судьба — это гибридные авто или электромобили, а может, продукты органик?

В любом случае у нас нет никакого оправдания оставлять людей на производствах, засоряющих нашу среду обитания. Поддержание выпуска неконкурентоспособной продукции на предприятии обходится в несколько раз дороже, чем содержание работников и социальной сферы, потому что требует, помимо прямых выплат рабочим, налогов и социалки, оплаты смежников и поставщиков (эти деньги не всегда возвращаются, если есть проблемы со сбытом, а внутренние цены бывают завышены за счёт коррупционных расходов не только на уровне государства, но и отдельных предприятий), надо учесть интересы менеджмента и владельцев, заплатить «за вредность», электричество, газ и т.д., при этом квалифицированная рабочая сила, по сути, насильно консервируется на неэффективном производстве. В ближайшем будущем может оказаться дешевле и проще не только платить людям большие пособия, но и оплачивать их переезд в другой регион, да ещё и решать проблему с жильём за счёт предоставления квартир в аренду, благо многие умирающие застройщики будут пытаться заплатить долги и налоги жильём. 

Наконец, войдёт Россия в ВТО одна или блоком или не войдёт, торговые войны XXI века будут всегда вокруг стандартов, и не только технологических, но и экологических в первую очередь: раз правительства развитых стран обременяют индустрию дополнительными расходами на высокие экологические стандарты, они вправе ограничивать доступ на свой рынок продукции, произведённой хищническим образом на производствах, наносящих вред среде обитания и поэтому имеющих незаслуженные ценовые преимущества. С точки зрения бизнеса вопрос не в том, хорошо быть экологичным или нет. Вопрос в том, сможем ли мы защититься от азиатского демпинга таким образом или сами будем подвергаться дискриминации по этому принципу? Будет жалко обнаружить, что это уже так, но поздно что-то делать.

Впрочем, пока мы говорили про модернизацию — и здесь у государства простая и ясная роль, понятно, о чём можно вести дискуссию и какие подходы следует брать на вооружение, это вопрос реализации. А вот с созданием интеллектуальной экономики и с анализом американского опыта у нас всё сложнее, потому что здесь ни при каких условиях нельзя использовать советский подход и советскую систему управления, предполагающую работу «в ручном режиме» с прямым руководством теми избранными, которым посчастливилось встать на гребне волны и добыть решающую победу. Объясняется это просто: создать «интеллектуальную экономику», «свободную от коррупции», на государственные деньги никак нельзя, потому что они и являются, по сути, источником коррупции (только государство может решить вопрос силой, все остальные договариваются между собой, поэтому так много встречаются те, кто занимается бизнесом) и фатально искажают рынок.

Инновационная экономика: читайте Кастельса!

Американцы дали нам ещё один яркий образ, который я вычитал как-то в гостинице в какой-то дыре в Новой Англии в сборнике популярных американских изречений: «You can take a horse to the water, but you can't make him drink» («Можно привести лошадь к реке, но нельзя заставить пить»). То же и с интеллектуальной экономикой и индустрией. Мне удивительно, что я пишу это, но лучшей стратегией и главным вкладом государства в формирование мощной интернет-индустрии стал именно принципиальный отказ от вмешательства в её формирование и судьбу. Американцы, борясь с СССР и решая задачу прорыва к инновациям (к интеллектуальной экономике призывали футурологи-миссионеры вроде Олвина Тоффлера), не могли следовать нашему примеру. Они открыли свой путь — путь инвестиций в науку через программы грантов с открытым участием, путь инвестиций в общую университетскую инфраструктуру и финансирование государственных систем образования на уровне штатов. В то время мы двигались в другом направлении, а сейчас?

Возможно, русский чиновник и сегодня больше верит в успех дела, если может оказать непосредственное влияние на его результат (и даже взять ответственность за то, чтобы заранее определить подрядчика). Американский чиновник спокоен, когда в прессе выходит анонс-приглашение для фандрайзеров, что правительство (или выступающие в роли его агентов фонды) объявляет такие-то и такие-то грантовые программы. Этот метод требует точной артикуляции целей и задач программ, но не отменяет, как думали романтики 80-х, больших государственных инвестиций в образовательный сектор — ежегодно. Напротив, работая через фонды и систему образования, в которой государство по-прежнему является главным игроком, власть может влиять на формирование интеллектуальной экономики, создавая необходимую для инноваций инфраструктуру — но не пытаясь непосредственно участвовать в их появлении. Во всех остальных случаях эффективность расходования государственных средств доказать сложнее, однако на деле научные мегацентры — это инкубаторы не учёных, а бюрократов, а шанс «выстрелить» у них меньше, чем у тысяч мелких грантов. Шансов породить нечто непредсказуемое и прекрасное у них практически нет. Инновации рождаются не в командно-административной системе, настроенной на выполнение обязательств, а в инновационной среде, создающей условия для общения представителей разных научных дисциплин и специалистов, а также бизнеса.

«Полезные» инновации появляются только там, где существуют тьмы и тьмы «бесполезных». «Полезные» всегда — без исключения — являлись частью чего-то большего. Хорошая крышка для банки может быть изобретена как побочный продукт нового космического аппарата — нужно только, чтобы те, кто выпускает банки, и те, кто изобретает спутники, находились в одной коммуникационной среде, настроенной на инновации.

Например, именно на этом построена японская «инновационная» система — она, как голограмма, повторяет это и в системе образования, и на уровне корпораций. Однажды в корпорации Sony были сделаны два абсолютно бесполезных на первый взгляд изобретения: как результат внедрения сверхмалых технологий получили миниатюрный магнитофон, у которого не было нормального динамика, и миниатюрные динамики, которые надо было вплотную прислонять к уху и не к чему было подключить. Но в Sony работники отделов общались друг с другом в кафе и поэтому так, и только так, появился первый аудиоплеер — знаменитый Walkman от Sony, который только недавно потерял рынки в результате восхождения цифровых устройств и гаджетов от Apple — iPod и iPhone. Да и вся американская интернет-индустрия, включая Google, — тоже побочный продукт военного интернета, который никому в итоге оказался не нужен.

У тех, кто не верит в возможность модернизации и создания инновационной среды, сильно ощущение инерционности российской системы управления и государственной машины. Есть ли шанс, что работать в университетах снова станет доходно и модно, а экономика станет по-настоящему умной и информационной? Как ни странно, шанс есть, и связано это не столько с благостью пожеланий, сколько с тем, что другие способы влияния на ситуацию скоро докажут свою ограниченность: их вызывающая эффективность будет кричащей. Кроме того, внушает оптимизм и медленное, но верное распространение знаний в нашей стране, что рано или поздно должно привести к появлению и правильных решений. Например, есть надежда, что близкие к руководству страны специалисты из Высшей школы экономики смогут донести до светлых голов учение Кастельса, трёхтомник которого «Информационная эпоха: экономика, общество и культура» был переведён и издан Высшей школой экономики. Мануэль Кастельс написал труд на полторы тысячи страниц, вес которого сравним — буквально и символически — с «Капиталом» Маркса, и посвящён он… формированию современной «сетевой экономики», инновациям и процессам глобализации, в общем, настольная книжка современного управленца.

Кастельс пишет о необходимости существования «инновационной среды». К этой идее он пришёл во многом благодаря своим ранним исследованиям, в ходе которых он оценивал развитие и работу современных «технополисов». Инновационная среда, как видно на примере Walkman от Sony, представляет собой не просто городскую среду мегаполиса, но она допускает столкновение и интеграцию специалистов самого разного профиля, что приводит к опробованию новых или даже известных идей в новом контексте и задаёт, через обилие капитала и интеллекта, а также процветание малого и среднего бизнеса и общей предприимчивости, определённый авантюрный дух в плане новых проектов. В России, Вы будете смеяться, главным носителем подобного авантюрного инновационного подхода был… Пётр I. С него и началась история российской науки. Не верю, что Медведев устоит перед искушением попробовать организовать её возрождение.

Государство может дать индустрии умных работников и высокий уровень образования, научной культуры и исследований, сделав тем самым равный взнос в успех существующих и будущих предприятий через такой неформальный механизм субсидирования инновационной индустрии. Будет жалко, если это предприятие погибнет под гнётом советских методов прямого управления процессами и приведёт к искажению рынка в сфере информационных технологий и интернета. Однако парадокс в том, что с задачей формирования научного класса и умной интеллектуальной среды советская система в принципе справилась. Вот только интеграции одного и другого добиться в СССР было не суждено, потому что… мешало чрезмерное государственное вмешательство. Слишком много политики, слишком мало эффективности и новых идей. В итоге «слишком умные» люди, занятые не своим делом, снесли систему.

Повторюсь ещё раз: государство может и должно провести модернизацию за свой счёт, пользуясь одновременно «крутом» оперативного внедрения жёстких технологических стандартов от строительства (вопросы экологичности и энергоэффективности) до автомобилестроения, ЖКХ и энергетики до стимулирования миграции и курсов переквалификации для рабочих. Но государство не может и не должно пытаться определить за науку, рынок и общество «точки прорыва», потому что «организовать» инновации невозможно. Можно только создать условия для того, чтобы у умных людей было время и возможность заниматься этим, а также быть в курсе последних достижений мировой науки и цивилизации и больше общаться. Для этого, между прочим, именно государству нужно решить нетривиальные задачи оживления системы вузов, внедрения грантовых программ, эндаументов и развития общедоступных электронных библиотек, не говоря уже о таких проверенных советских способах удержания людей в науке, как наделение научных сотрудников жилплощадью, можно в служебное пользование. Нужно сделать нашу научную отрасль привлекательной не только для «местных», но и для всех светлых умов, способных выразить свои мысли по-русски… или по-английски, через программы стимулирования исследований о России среди зарубежных учёных.

Впрочем, довольно о том, что могут и не могут сделать власти, — что могут, то и сделают, покажет время. Однако мы в «Часкоре», со своей стороны, можем попробовать быть последовательными и приглашаем всех помочь нам в выявлении реально существующих «мест прорыва» и «точек роста». В связи с этим у меня как у главного редактора есть просьба ко всем читателям. Мы собираемся открыть раздел «Наука» и нижайше просим наших авторов и частных корреспондентов писать нам, если Вы знаете что-то интересное из жизни научных школ и дискуссий. Подробнее о том, как можно писать в «Часкор», и адрес для связи с редакцией смотрите внизу сайта или просто оставьте комментарий под этой статьёй .

Автор: Иван Засурский

Источник: "Частный корреспондент"