Случай в Филиповке

Казус произошедший в деревне в результате необдуманного применения ритуального автомобиля. Деревенский говор и необычность ситуации.

  ЮМОР       СЛУЧАЙ  В  ФИЛИПОВКЕ

 

    Есть у меня товарищ с редким именем - Эдмонд. Но мало кто знает его настоящее имя - он приезжий и, ещё потому, что все зовут его – Лайла, так как везде и всюду, он постоянно напевает песенку "шарманщика старого Карла" - "Лайла". Хороший "мужик", весёлый, общительный, честный. Работаем мы вместе – шофёрами-дальнобойщиками. Жил он один, но несколько раз я видел с ним в общежитии, красивую женщину. Однажды Лайла подошёл ко мне, не напевая песенки. Это меня насторожило: когда он переставал напевать её – это значило - что-то не так.

    - Иван, можно тебя на минутку? – попросил он.

Я вылез из-под машины:

- Что случилось, ты не поёшь?

- Иван, дело у меня к тебе деликатное. Надо съездить со мной в соседнюю область, в деревню Филиповку. Жениться я надумал, понимаешь?

- Почему не съездишь один?

- Одному как-то нехорошо, без друзей, без свидетелей, вроде как безродный какой? А дорогой, тебе всё расскажу. Ты машину можешь найти?

- Да, наверное, смогу, - ответил я, надеясь на своего дружка, который только что купил машину но, которую, ещё не видел.

- Ваня, ты настоящий товарищ. Знал – поможешь.

    Придя к своему другу, был необычайно удивлён: во дворе стоял цельнометаллический фургон "Газель" на котором, при соответствующем окрасе, выделялась броская надпись - "Ритуальные услуги". Олег вышел из дома в то время, когда я ходил вокруг его катафалка.

- Ванятка, посмотри, какая красавица? Закрашу надпись и дело с концом. А возить, поскольку можно!

    - Хороший автомобиль! - "похвалил" я, - а на ходу?

- Обижаешь? Ей два года. - С обидой ответил дружок.

- На выходные дни мне срочно машина нужна, Олег.

    …Суббота, утро. Выруливаем со двора Олега на его необычной машине и берём курс на соседнюю область. Машина не разбитая – приятно ехать, но все косятся. По лицу Лайлы ходит улыбка - вспомнилось приятное:

"Я случайно познакомился с Тамарой – подвозил её однажды. А потом, она со мной в трёх рейсах ездила. Теперь не могу без неё – вот и решили пожениться. Так, что ты вроде как мой сват будешь",- объяснил Эдмонд.

    …После обеда мы подъехали к указанному Лайлой дому. Никто не выходит, тишина. Подошла старушка:

"Хто умир-та, мил чилавек?"

"Никто не умер, - говорю, - в гости приехали".

"Эта к каму жа такия гости?" – подошёл мужчина из соседнего дома.

"Да к Тамаре вот". – Лайла указал на дом.

"Тута никакой Тамарки нету, - сосед начал коситься на нас, - штой-та вы тямнитя, што-та скрываитя? Зачем абманывыишь? Сколькя я знаю, на наший улицы ныня нихто ни скапытилси".

    "Да мы действительно в гости…", - начал я.

"Дык к каму жа вы тады прийехали?" – перебил меня сосед, - тута прыживаить учителка, пидагога наша - Нина Палына - абразовыныя

баба, а ни какая-та вам Тамарка…".

Вокруг нас уже толпа. Переговариваются, с неодобрением глядя на нас, кричат:

"Гутарьтя, хто помир? Вы сродники, наверна? Ишь ты, хочуть втихую умыкнуть и зыкапать – заэкономить на паминках, значица. Сяльчаны, ни дапустим безабразию – у нас зывсягда пыминають и выпивають!" - выпалил хлипкий мужичок с синим носом. Все загалдели.

"Ды што жи эта, – слышен голос, - прыживал, значицца, пакойник тута, а сымагон хлястать у других мястах будуть?"

 

    "Подождите, подождите…", - пытаюсь я вступить в разговор, но мне не дают.

"Ды чаво с ними баландыть, у нас тута прыживають усе сваи и мы ни атдадим запрٰоста так пакойничкя! – неожиданно закончил свою речь подвыпивший красноносый мужик, - выкуп, давайтя, выкуп! Ганитя мыгарыч, гырадския жматы!"

Шум стоит неимоверный. Эдмонд стучит в дверь дома.

"Ох, батюшки! Дык, значить, Палына пымярла? Ой, какая была женшина? – запричитала одна селянка. – Ды када жа, ды как жа? Бабы, мужики! – Палына пымярла! – объявила она. – Госпыди, упакой йиё душичкю, хароший была чилавек!"

    Толпа гудит, воет, стонет. Отовсюду бегут жители села.

"Ды как жа эта так-та, ды када жа, ды хто жа узнал-та аб етом? Успели уже и сродникам сабщить. А мы рядым прыживаим и ничяво ня знаим, - женщина умывается слезами. – Ды што жи эта за люди, зы такия – нихто ня придя, ня скажа? Ох, и злыдни! Ах, грех-та, какой – пазнея всех узнала аб етом!"

У меня отнялся язык….

"Палона, Палона, - запричитала одна женщина, - прасти мине, долг-та я не успела тибе атдать – три рубля-та тваи, типерича у мине астались, зывсягда помнить буду аб етом".

   "И мине прасти, - подвывает рядом женщина, - я тваю казу палкыю драла на сваём на агароди, так иссякла, так иссякла: она у мине капусту испаганила, сучара акаяныя!"

"Аткель жи вы прийехали? – сквозь слёзы и рыдания спрашивает голосившая женщина, - кем жа вы нашей Палони приходитись – брат, наверныя, никада вас ни видала у ей? Ох, ды пымярла ана адна, нихто ничяво ня зная, и нихто ей бедной глазыньки-та ни закрыл! Ой, шта деитца-та на белым свети? И видь сама никаму ничяво ни сказала - малчкём всё. Дык аткель жа вы так быстра дыбралися, уж ни из Паповки?"

"Из соседней области…", - говорю. Она меня перебивает:

"Ой, дыляко, дыляко. А када жа вы о смерти-та празнали?"

После стольких причитаний и слёз, я никак не могу толком объяснить людям цель нашего приезда.

  "Ды бреша он, бреша, па морди видна, что бряхню гавкыя – сасем избряхалси, - кричит пьяненький, - грю: тайничкём забрать хатять нашива пакойничкя, бяз выпивки. Ни атдадим, братцы! Кака женшٰина была – пакойница? Никада никаво ни абижала, нас маламочных (пьяниц) зывсягда выручала, никаму ни дала приставицца. А тут – на тибе: увезть хочуть, да ищё и тайкём? Ишь, дяляги! Гырадския жадныи усе, бить их нада! Денег многа зырабатыють, а вона какия жматы?! Никада миластину ни пыдадуть, сколькя живу – ни разу ни налили!"

Меня затягивает в разговор:

"Ну, почему тайком? – кричу я, - мы же в открытую подъехали. Днём, не ночью. И бутылка у нас для вас есть".

    "Ну вот, видитя, видитя, он уже сам прызналси. Знали, зачем пёрлись суды? Колькя, ты там рядым с гырадским стаишь, нука вазьми у няво еляксир здаровья ды давай-кя суды, скарея – у мине уже трясучкя начинаицца. Рукой в карман ни магу папасть. Ванькя, залезь в мой карман, у мине там яблыка ляжить – ны закуску. Вишь как, хырашо, что мы быстра сыбралٰися, хоть фунфырик ды садрали за Палыну - няхай ей на ентом свети хырашо будя! А ни то упёрли бы они нашу жмурную Нинку биза всяких-яких, а патом – посвишши ветера в поли – там тольки туман, ды валкٰи галодныи бегыють! Вот уж пыдвязло нам – с утра ня знали игде сивухи дастать, а тут – на тибе, Пална удружила нам напоследок".

 

    Толпа рыдает и воет – хорошая была "Палына" и каждый норовит показать своё отношение к "покойной". К толпе подбегает женщина в белом халате: глаза на лбу.

"Пычяму сыбралٰись, што случилысь, плоха каму-та, штоль-ча?"

"Ой, Вылянтина, свет Пятрона, - голося, приникает к медработнику одна из женщин, - горя та какая? – училка наша, Палына, пымярла – асиратели наши детки – лыбатрясы".

"Пастойтя, как пымярла? Я жа утрым с ей пыздаровкылысь".

"Ох, Пятрона, Пятрона, ды долга ли сычас Богу душу-та атдать, нябось уже и магилу капають? Тах-то вот, типерича: игде шёл – там и упал, и помир, и нихто руки ни падасть".

Кое-кто, забыв о нас, разговаривают, разбившись на кучки по несколько человек. Из одной такой кампании слышно:

"Сматритя, уже и хфершалица прибяжала, значить прада – кандюк Палыни пришёл, - и кричит: позна пришла, Пятрона, позна!"

    Выпивают прямо из горлышка – чтобы "зямля пыхом" стала. У трясущегося мужика дождём полились слёзы и он, сквозь всхлипывания, подал команду:

"Колькя, заводи Мишкину, жалисныю, са звоным кылыкалов – самыя время пыдашла!"

И вот над толпой пьяно зарыдала песня Шуфутинского:

"А ты прасти мине, прасти-и, и пущай звянять кылыкала-а…".

"Ды вы што делыитя-та, алкаголики нящасныи, рази можна петь, ды на пыхыранٰах? Сасем весь ум прапили, прапоицы!"

"А что, тётка Лукерья, уже и гроп привязли, штоль-ча?"

"Канешна, – зы пакойникими бяз гроба ня яздиють, дураки…".

    …Внезапно открывается дверь дома, на пороге появляется крупная женщина и что-то говорит обескураженному Лайле. Тот разговаривает с ней, и она показывает в сторону рукой.

Вокруг наступила кладбищенская тишина. Некоторые начали креститься, отдельные граждане даже отбежали назад – видимо, от греха подальше. Раздался звук падающей бутылки.

"Га-а, сматритя, бабы, придвидения Палоны абрызавалысь! Хвантом!" "Госпыдя, видна ня хоча нинаглядныя наша на ентот свет иттить. Ай, бедныя, бедныя, Нина Палына – мучиница ты наша абчествинныя", – завыла не своим голосом одна из женщин, крестясь и пятясь от "покойницы". Споткнувшись о чью-то ногу, баба с испуганным криком растянулась в толпе.

    "Пална" подозрительно оглядела толпу и заругалась:

"Вам што, делыть нечива, вы што тут сыбралٰись? Чужих людей ни видали? Рысхадитись пы дамам? Што вы вазлٰя маво дома митин с

песнями аргынизавали, да ишшо и кабак устроили?"

Тут появился небольшой, худого вида, кобелёк. Подойдя к ноге "пидагоги", он принялся подозрительно обнюхивать, а затем, начал пристраиваться к ней, приподнимая ногу с явным намерением обмочить её. Один мужик, увидев его действия, завыл не своим голосом:

"Гражданы, сяльчаны, прада придвидения ета - хвынтамас! Кабла ни абманишь, кыбяли ня писсуть на живых. Глядитя, кабыздох пыливаить на ейныю ногу. Пашла аццеда, курва, иди на свой ентыт свет, неча тибе тут пысряди живых ашивацца! Вишь ты, анпиром ана стала, пытаму как толькя анпиры и аживать можуть. Мужики, сматритя, магёть в горлу вцапицца. Бабы, хрястите йиё, анпиры хряста дужа ня любють! Эх, кабы кол асиный был или жилязяка сиребрина, я бы тады пыказал анпирихи йиё ентыт свет – враз атправил бы туды!"

 

    Сзади к ней подкрался пьяненький мужичок и боязливо ткнул её пальцем в зад. Нина Павловна резво повернулась и отвесила неверящему своим глазам дебилу, звонкую оплеуху.

"Живая она, гражданы, живая, вона как хрясныла пы маёй па морди! - завопил мужик. - Ды ты што, рази так можна, Палына? Чуть ни убила мине. Ой, как сыданула, рожа вяликим агнём гарить! Ну и што, што училка? Падумаешь, разок к жопи тольки притранٰулси, дажить ни пыдяржалси, прынцеса!"

"Ты што, казёл пьяный, руки распускаишь, я те дам прынцесу? Ну-ка пашли по домам, пьяницы, ни то щас кыбяля спушшу!" – пригрозила не понявшая до конца ситуацию, женщина - то ли ещё было бы? - и пошла к дому.

Толпа заволновалась, видимо, некоторые хорошо помнили о последствиях после встреч с "кыбялём" Палоны.

"Уходим, Палына, уходим. Пашли, мужики, у ей кабель, что тялок, мигым наши дырявыи штаны спушша, а там и… ды гянталиив ни дыляко, в момент атгрызёть - аставя никудышными, акаянный". 

    "Ды ты, што жи эта, паганец, такой-сякой, тута ныбряхал? – накинулась на меня женщина, которая сама же и объявила о смерти "Палыны". – Рази так шутють? Праду гыварять, што гырадския бяссовистныи, совисть пытяряли – ана и видна".

Я пытался что-то сказать, но мне не давали рот открыть. Что я только не услышал в свой адрес? Какие же у нас непредсказуемые люди? Один мужчина кричит:

"Вы пашто на мертвяцкой катахвалки к нам припёрлись? Таперича, точна хтой-та памреть, пытаму как ейной мертвяки завсегда нٰужныи. Бяда пы сялу пайдёть ат етый мышиняки!"

Другой: "Верна, примета дужа плахая, исжечь етот рыдван надыть!" - прокричав этот лозунг, дурак достаёт спички и лезет под машину к баку с бензином.

     Схватив за ноги, я тащу его из-под фургона и кричу:

"Ты соображаешь, что делаешь, идиот пьяный, бензобак взорвётся - на воздух взлетишь вместе с машиной и люди невинные пострадают!".

Он сучит ногами, бьёт меня ими по рукам и в ответ надсаживается пьяным голосом:

"И няхай памру, на мٰире и смяртٰушка красныя, зато мир и обчиство избавлю от етыва ванючива дахляцкыва антамабиля и Палыну, тады, никуды вы ни увизётя!"

Вытащив его и дав ему пинка, я громким голосом объявил:

"Люди, расходитесь, никто здесь не умер, зря вы паникуете! Мы приехали в гости к вашей Павловне, она жива и здорова!"

    …Подходит Лайла и говорит:

- Ошибся я, Иван, дом похожий - был я здесь всего один раз. Женщина сказала, что Тамара живёт на соседней улице.

- Ну, ты даёшь Эдмонд, меня здесь чуть не убили….

"Ну, чаво, живая? – спросил маленький старичок, - как ета сычас прызываицца – ашибышный вызыв?"

"Жених к вашей Тамаре приехал,- объявил я, - понимаете, жених!"

"Ух, ты, значицца у иё и жаних был? А што жа он раньши-та ни прияжжал, уж, ни в тюряге ли отсиживылси?"

"Нет, не в тюрьме. Потерялись они друг от друга. А теперь вот встретились", - объяснил я.

"Ах ты мать чясная, - удивился дед, - вона как бывая в жисти? И надолга они рызашлися?"

"На десять лет", - наугад ответил я.

    "Ишь ты - надолга. Вот видь йистории, какия бывають? -  удивился дед. – А мышиняку-та, милок, пашто выбрал такую? К люби на таких ня ездиють, а людей бударажитя!" - подытожил дед и пошёл по своим делам. Убедившись, что Палына жива, начали расходиться и остальные. Мы переехали на соседнюю улицу. Деревенский телефон уже предупредил Тамару: счастливая женщина, стоя у порога дома, обожающим взглядом смотрела на своего любимого. Глядя друг на друга, они забыли о моём присутствии и вошли в дом.

 

    У забора, рядом с машиной, уже стояло несколько человек. На лицах отражалось деревенское любопытство.

"Эй, мужик, вы хто такия? У нас сичас жмуриков нетути, - объявил один сельчанин, - с утра мне нихто ни званил".

"Микалай, ды ни зы халодными ани прийехали, а жаницца, на наший Тамарки, панял? Хырашо-та как, выпивать ны халяву будим – свадьбия-та, када будя?"

"Жаницца? Ды рази ны таких антымабилях женюцца? Эй, мужик, вы ни из дурдома повыскычили? А где жа ленты ны машини? Ни лентов, ни шаров, ды ишо и шарабан мяртвяцкый. Ни пахожа на свадьбию. Зысмяють вас у загси, луччи ни яжжайтя - жизня будя плахая у мыладых. А Тамарка–то наша - ничяво!"

В это время выглянул счастливый жених и крикнул:

    "Иван, иди в дом, обедать будем!"

"Сейчас приду, Эдмонд", – ответил я.

"Ух, ты, пряма как граф Мынтакриста в кине, эта нада жа – сколькя рамантики у Тамарки? - поразилась одна женщина, - а фамилиё яво случаем ни Дантескин будя?" – спросила она.

"Нет, зовут его, между прочим - Лайла", - сказал я.

"А, хрен редьки ня слащи!" - сказал другой, ничего не понявший из нашего разговора, мужик.

    "Ой, как я Тамарки завидывыю, типерича ей спать будуть ни давать. Щасливая! Хырашо бы и мине так жа! – мечтательно закатила глаза женщина, лет сорока пяти. - Дядя, можить ты и мне бы какова завалящива мужучкя привёс, в жынихи? А то у нас-та - все бисталковыи - алкашики праклятыи – ни у каво ни маяча. Тольки сымагон хлещуть ды штаны мочуть, у сех уже матня гнٰилыя, а у некоторых дытаво прагнила, что вся бизабразия наружу видна – крючкём висить, пасморщилысь и всё синия. Ихния хазяйства давно уже их самих-та ни греить, чё с них, калик убогих, взять? Алкаголики нящасныи! Нядавна привяла адныво: ныкармила, ныпаила, а он и уснул зы сталом, прапоица! Уж сколькя ни тирябила я яво, как ни старалысь - всё бестылку, пришлося, как всягда - самой перебивацца. Ды привыкла уже адна, приспасобилысь. А мужучкя ныстаящива, канешна, нада бы. Таскую я пы мужуку, ох как таскую – пряма спать ня мٰожу: палночи таскую – палночи кричу у падушку. Во, жизня какая!"

    "Ладно, пригляжу вам кого-либо", - отшутился я и, извинившись, пошёл обедать. Лайла с Тамарой были сами не свои. Их лица светились счастьем. Пообедав, я вновь ушёл на улицу и стал осматривать машину. Вскоре мы, уже втроём, катили домой.