Сон

Сусарин лежал неподвижно, и в его полыхающем мозгу вспыхивали последние фразы явившейся во сне беседы с кем-то невидимым: "Теперь у тебя есть все, о чем ты просил..."

 

Мерцающее сияние то обнимало его, то отпускало, то удалялось в бесконечные дали, то поглощало целиком. Мягкие, плавные вспышки и блики укачивали, пробегали пульсирующими ручейками по его сознанию.

 

Такого с ним никогда еще не было, и это приятно волновало и, вместе с тем, раздражало абсолютной неизвестностью. Он, привыкший подчинять и приказывать, впервые оказался во власти приятной, даже какой-то домашней и нежной, но одновременно чужой для него воли. Это было похоже на невесомость в абсолютной пустоте: не на что было встать, не за что было ухватиться, подтянуться, опереться.

 

Теплые ласковые волны сияющими телами пошли сквозь него, и он ощутил обращение. Кто-то обращался к нему. Это было похоже на ласковый, любящий взгляд, но глаз не было. Это напоминало плаванье в теплом море, но вокруг был лишь свет. Он не мог сказать, о чем говорил - говорил? - этот свет, он не мог даже приблизительно описать это известными ему словами, но он отвечал мягкому сиянию на том же языке. Он беседовал: соглашался, спрашивал, спорил, восхищался, отрицал, чувствовал вину и счастье, ужас и восторг, удовлетворение, любопытство и жуткое ощущение полного прозрения.

 

Последнее, что осталось в памяти - ощущение чего-то безвозвратно потерянного и чувство удовлетворения от собственной твердости, собственного «Я» не поддающегося ни на какие... ни на какие... уговоры?.. предложения?.. Нет... Не поддающегося на...

 

На что именно, он уже не знал: чья-то цепкая рука осторожно трясла его за плечо.

 

- А?.. Что?.. - вскинулся со сна сержант Сусарин.

 

- Товарищ сержант, - робко пробормотал дневальный, - Вы просили разбудить вас через два часа.

 

- Дай сапоги, ремень и шинель, - буркнул сержант и, вспомнив, крикнул в темноту, - и шапку захвати!

 

Получив от дневального требуемое, сержант облачился, притопнув сапогом, расправил сбившийся шерстяной носок и, по привычке, пнув дневального, вышел из казармы.

 

Всосав морозный воздух, он хмуро поглядел на оплывающую в облаках луну и зашагал к свинарнику.

 

Ударами в челюсть разбудив двух «щеглов» - наряд по свинарнику - сержант прошел к себе в комнатушку расположенную здесь же - в подсобном хозяйстве полка. На столе валялись фантики от конфет, смятые пачки «Астры», пустая банка из-под тушенки и разящие одеколоном кружки - следы ночного банкета со знакомыми дембелями. Над столом на стене, висела дембельская парадка в которой он, сержант Сусарин, покажется перед родными, друзьями и любимой девушкой Танькой. За стеной во сне повизгивали хрюшки...

 

- Ты чего? - прохрипела со сна жена Татьяна и, царапнув Сусарина бигудями, сердито отвернулась к ковру.

 

Заведующий продовольственной базой Сусарин неподвижно лежал  в постели и дико таращился в потолок.

 

- Ты чего как бешенный дергаешься? - снова заскрежетала бигудями жена. Затем повернулась, посмотрела на профиль мужа, темнеющий на фоне окна, пожала зыбким плечом и, проворчав, - Спи, давай, завтра рано вставать, - снова отвернулась.

 

Сусарин лежал неподвижно, и в его полыхающем мозгу вспыхивали последние фразы явившейся во сне беседы с кем-то невидимым: «Теперь у тебя есть все, о чем ты просил. Ты доволен? Если доволен, спи дальше. Прощай».

 

- Нет, я не доволен!!! - заорал Сусарин в пустоту.

 

- Ты что, сдурел?! - всколыхнулась и поплыла к нему жена, - Ты что, кобель, спать людям мешаешь?!

 

- Заткнись, сука!!! - завопил Сусарин и влепил супруге звонкую оплеуху. Тяжелый кулак Татьяны сочно въехал в глаз супруга...

 

- Опять дерутся, - вздохнул сосед за стенкой, после чего подождал традиционного звона тарелок, нырнул под одеяло с головой и заснул.