Ветка в топке

А я стою у дымососа. Стою, и палец - на курке блестящей кнопки, что на пульте. Нажал... Визжанье. Свет померк. Еще померк. Почти погас. А визг как пилорама входит в череп...

 

Ревет и давит перепонки синий клубок горящего газа. Клубок мечется и бьется о кирпичные стены топки, обугливая их. Ревет горелка, извергая синий клубок, гудят насосы, подвывает дымосос... Котел, белея обмуровкой, вмещает гулкий синий взрыв. Он за спиной, всего полшага, гудит как язвенный нарыв. Спиной к нему, спина в фуфайке: авось не тронет, не пробьет... Синий, ярко-синий дракон в оранжевых одеждах бьется в кирпичном плену. Его дыхание содрогает цементный пол, сотрясает стрелки манометров, обращает покойных аш два о в бурлящее зеркало испарения, но не испаряется кипяток, а летит, подталкивая других аш два о к неутомимым насосам, которые толкают спаянных в кипяток аш два о в тоннели труб, а оттуда - в лабиринты отопительных батарей. Батареи далеко - в светлых школьных классах. Там тепло. Но "там" - далеко. "Здесь" - близко. "Там" - тихие светлые классы. "Здесь" - полутемная ревущая котельная. Здесь, кажется, даже стены дрожат от могучего дыхания голубого дракона.

 

Дракон мечется по топке как плененный зверь. Зверь, рожденный для воли. Синий зверь ненавидит кирпичный куб и непрерывно бьет его всем своим огненным телом. Он и не знает, что именно для этого он и должен биться о почерневшие тоннели труб, внутри которых бегут и бегут новые и новые потоки аш два о.

 

Аш два о, проходя участок тоннеля, проложенный над топкой, невольно заряжаются той же неистовой яростью, той же злой мечтой о свободе, что и синий дракон в кирпичном подтоннелье. И они уже ненавидят все то, что их окружает. Они разгоняются и бьют, что есть мочи друг друга, заряжая огнем борьбы еще холодные аш два о. Они в ненависти бросаются на стенки тоннеля, на эти твердолобые феррумы, что стоят плотными цепями на неосознанном еще направлении пути аш два о. Феррумы тоже заряжаются огнем ярости и начинают мелко подрагивать, уже готовясь сломать строй. Однако разрушения не происходит, потому что одни аш два о, злясь и бурля, уходят вперед, а на их место текут и текут другие аш два о, которые так же злятся и бурлят. Так же. Не больше и не меньше. Злое бурление проистекает на одной и той же отметке ртутного столба градусника.

 

Если бы аш два о остановились, то, благодаря синему дракону, в отрезке трубы проходящей над топкой, накопилось столько злого огня, что строй феррумов распался бы, расплавился... Но этого не происходит, потому что аш два о находятся в постоянном движении: одни аш два о, проходя по самой горячей части тоннеля, заряжаются злой энергией, которая, не успев оформиться в критическую, уже уходит из них, потому что этих аш два о уже вытесняют другие аш два - с горячего отрезка тоннеля в холодный. Потом и другие аш два о, не успев зарядиться полностью, уходят дальше - в трубы и батареи, освобождая горячий участок вытесняющим их холодным аш два о. И это движение бесконечно. Бесконечно, если вечно работают насосы.

 

Насосы гонят крошек аш два о в путь - к котлу, дальше - в трубы, потом - в отопительные батареи, затем... А затем аш два о, благодаря замкнутости тоннеля, возвращаются к насосам и начинают все сначала.

 

Аш два о ищут выход. Они верят в то, что за всем этим множеством труб, котлов, батарей и насосов есть нечто такое, за что стоит выдерживать удары лопастей насоса, бесконечный строй феррумов, дышащий злобой котел. Аш два о верят в то, что однажды будет конец этому огненному пути, ведь не может же их временный хозяин - человек - создать бесчисленное множество котлов и такую же бесконечно-километровую трубу... Сколько котлов и насосов уже позади! Значит, скоро конец тоннелю... Аш два о никогда не поймут одного - замкнутая система бесконечна.

 

Аш два о не одиноки. Не им одним плохо. Плохо всей системе. Насосу плохо, потому что, искря измотанным, уже не раз горевшим двигателем, ему приходится вновь и вновь бить ленивых аш два о, перегоняя их из трубы в трубу. Аш два о, огрызаясь, разъедают ржавчиной ненавистные лопасти насоса, причиняя тому дополнительные мучения.

 

Твердолобым феррумам тоже плохо. Ведь им приходится сдерживать напор обезумевших от котлового жара аш два о своим строем. Впрочем, здесь аш два о сами помогают феррумам сохранять строй идеальным и нерушимым. И где - в самом горячем участке - над топкой! Если бы крошки аш два о не текли сквозь строй феррумов однообразным бесконечным потоком, синий дракон давно бы перегрыз пустые трубы. Однако, трубы, заполненные аш два о, в полном соответствии со всеми физическими законами, являются недоступным лакомством для синего дракона. Хотя, конечно, синий дракон и не собирается сокрушать железный строй. Это ему ни к чему, ведь тогда сработает аварийная сигнализация, и кочегар-оператор, перекрыв газ, убьет синего дракона как виновника аварии в системе. Убьет, хотя и не насовсем.

 

...А кочегару плохо, как и кайтенс. Он слушает неровный гул и вой, и ждет, когда мелькнет над головой деталь его снаряда-самолета метнутая взрывовчатой волной. Когда все разорвется и взовьется в безоблачные выси синий дух дракона... и котельство распадется на груду кирпичей и портсигар найденный под останкой кочегара. И сгинут санитары без навара.

 

...А электричество струилось, давая тихий мутный свет, который наискось стоял в клубах торчащей сизой пыли. Амперы, вольты и т. д. вращали якорь в коллекторе. Насос сморкался в коридоре, черпая силы в проводах. Гудел котел и нудно вел свою крикливую сонату, также высасывая вдохновение из проводов. Все держалось, все пело и гудело, где встало, там и село... Итак, все держалось на электричестве.

 

И вот отключено оно. Извне. Как можно - из котельной?! Лампочки, всосав тусклый свет под мутные плафоны, летаргически потемнели. Отключился вентилятор, подающий ветер в топку. И размазалось гуденье в мрачной топке между труб. Оглянулся оператор и промолвил между губ: "Что, котел, закончил пенье?"

 

Котел молчал. Дракон исчез. Насос сморканье завершил в последний раз харкнув в трубу... И тишина, и ни гугу...

 

А снег за окнами кружил, а ветка дерева качалась и, снег стряхнувши, поднималась над резервуаром воды, который стоял тоже за окнами. И поодаль вплетались ветви в полуистлевший небосклон, и сном казался белый сон. А снег за окнами ложился на предыдущие снега. Вздымалась легкая пурга, кружа во сне, что мне приснился. Котел в пол шаге остывал, фуфайка больше ни к чему: дракон не выйдет и трубу мне в селезенку не загонит. Вокруг - безмолвие и мрак, а за окном резервуар водой заполненный стоит, а снег все вАлит и валИт.

 

Микровзрыв превращается в обтекаемый огонек, что переливается на кончике спички. Приблизившись к обугленной голове забычкованной сигареты, он мгновенно ныряет в черную дыру и тут же легкокрыло выливается из моих ноздрей узорными струями сизого дыма. Дым бежит по столу легкой поземкой, обтекает банку-пепельницу, перекатывается через лежащую без дела авторучку, натыкается на шершавую грязную стену и, медленно поднимаясь по ней, растворяется в эфире. А я уже затягиваюсь повторно. Минздрав далеко. Котел близко.

 

Дракона нужно оживить. Иначе трубы с остывающими аш два о расколет мороз, и жидкое тепло, растопив хрустальную землю, уйдет в круговорот воды в природе: земля-вода-круговорот-кто-льется-может-и-нальет-и-чашу-может-переполнит... Видать, и в бурях есть покой.

 

Когда же крошка аш два о опять сойдется в океане со всеми теми с кем в котле пришлось цунами отмотать! Когда же снова аш два о, скользнув по глотке динозавра, внедрится в корень и - о чудо! - цветок на клумбе расцветет, его возлюбленный сорвет и поднесет своей подруге. Она коснется лишь едва своими влажными губами прекрасных алых лепестков и... схрумкает бескомпромиссно. И аш два о скользит опять по глотке - к вымени подруги, и вот уж смотрит сквозь стекло литровой банки на покупателей суровых, готовясь влиться в их желудки со всеми прочими жирами.

 

А что котел? В нем - аш два о. Большое множество молекул. И кочегар (он же оператор по обслуживанию газовых котлов (дал бы поллитру, стал бы еще и слесарем по ремонту газового оборудования (третьего разряда))). Но света нет. А в нем - дракон, как будто в газе есть рожденье.

 

И вот, гуденье предвещая, полился свет из мутных лампочек на мою тетрадь. Ветка за окном, качнув бурыми сережками, стряхнула с себя спрессованных в белый строй небесных десантников. Те, скомкав строй, ввалились в огромный снежок. Еще снежок, еще снежок, еще... И вот уж смотрит снежной бабой немая мутная зима, а снег ложится и ложится... Дракон той бабе и не снится, а я вдыхаю сизый дым: Минздрав далёко, я один.

 

Цистерна, та, что за окном! Ты словно снежная гора! Пора, брюхатая, пора! Дадим стране угля, а школе... Тепла дадим - я в новой роли!

 

День кочегара! Из котельных, неся дракона пред собой, мы выползем в последний бой, и принесем стране дракона. Дракона, правда, голубого, закутанного в алый плащ, с кинжалом газовой горелки, чтоб наполнял собой тарелки, звездою севера явясь, и газом с окисью давясь, как будто в топке есть спасенье...

 

Встаю. Отодвигаю стул. Клацанье стальных ножек о цементный пол нарушает молчаливые ритмы мраморного десантирования за окном. Под ногами. Рывками. Ползет грязный пол. Я иду. Каблуками. Царапая мол-Чанье такое, что негде упасть. Вот и котел. Его топка как пасть. Вот и пещера, где синий дракон снова завоет, мною включен. Дальше толкаю цементный пол. Палец ложится на кнопку "вкл". Это не страшно, это насосы: взвоют, харкнут, блеванут и - пошли! Самое страшное - за дымососом. Самое страшное, это котлы!

 

Вот и насосы, включенные мною, крутят воду по трубам-тоннелям. Вроде все нормально - скользкая сила ринулась в путь, в бесконечный тоннель. Строй тупоголовых безупречен - нет ни одного просвета, где аш два о могли бы увидеть тех, кому несут ярость дракона остывшую до приятного тепла. Находиться рядом, слышать, согревать, но не видеть - их удел. Один класс, другой класс, третий класс, четвертый класс...

 

"...а теперь разберем предложение по составу..." - "...возьмем серную кислоту аш два эс о четыре..." - "...чтобы выявить знаменатель..." - "...выше, выше ногу поднимаем..." - "...ви ди зильберне ракэте меншен цу ден штернен брингт..."

 

Маленькие аш два о летят по трубе все дальше и дальше вперед. Никто из них не задумывается над тем, вперед они летят или назад. Впрочем, если бы кто-нибудь из них и задумался, и этому кому-нибудь удалось самостоятельно (без разрешения насоса), то есть, имея в распоряжении лишь энтузиазм соашдваошников, повернуть общее движение в обратную сторону, результат был бы тем же, ведь в замкнутой системе все дороги ведут в котел.

 

Кстати, такой же результат был бы и в том случае, если инициатором переворота насос был бы. И кроме всего того, что было сказано (указано, показано, размазано), остановиться невозможно: передние увлекают, задние напирают. Все движение подчинено насосам, которые урчат и ржаво сморкаются в недрах грязной котельной, что дымит внизу, за окнами чистых и светлых классов и влекут своими лопастями вперед и вперед.

 

И на какой бы этаж, на какую бы высоту не занесло одну отдельно взятую аш два ошку, она всегда будет подчинена любому крупнейшему или малейшему импульсу насосов пыхтящих во глубине котельных руд. А потому - вперед! Общее движение не может быть ошибочным. Ошибочным может быть только стимул, цель общего движения. "Вперед! - гудят насосы, - к свету!.." Вот оно... Светлеет!.. Вот уже! Вот сейчас!.. Огненный водопад...

 

И снова котел.

 

Внизу ревет синий дракон. Размахивая красными плащами, он, не скупясь, облучает своей ненавистью к кирпичной темнице крошек аш два о. Те, обжигая приобретенной яростью феррумный строй, летят вперед. Насос. Удар лопастью. Давление - два килограмма тупой силы на квадратный сантиметр перекошенной от злости поверхности. И крошечные миры, сплющенные двумя атмосферами, взмывают вниз и обрушиваются вверх, туда, вперед, к свету!..

 

Если навсегда отключить электричество, то умрет, растворится в черноте обугленной топки синий дракон, остановится дымосос, замрут насосы... Мороз ударит по трубам, и они, зазвенев как струны, лопнут и извергнут мириады аш два о из бесконечного черного тоннеля в то самое светлое... И пусть другие аш два о, что сидят в резервуаре за окном как в тюрьме, выплеснутся на свободу - в трубы отремонтированной системы и, заменив прежних аш два о, будут так же бегать по кругу в поисках иллюзорного света в мире тьмы...

 

Глупцы! Выплеснутые из разорванных труб аш два о знают, что света в тоннелях нет (если не считать огня ярости в топке). Выплеснутые аш два о стали мудрее. Они знают, что резервуар и труба, лишь разные отсеки одной тюрьмы. Они же, прозревшие (благодаря морозу), обрели подлинную свободу! Теперь выплеснувшихся аш два о ждет другая, свободная жизнь. Свободные аш два о свободно вольются в искрящиеся горные ручьи, которые потом разольются по глоткам суровых покупателей. Затем свободные аш два о свободной струей разобьются о мрамор унитаза, куда суровые покупатели выплеснут уже ненужных им аш два о (со всеми прочими жирами). И откроется крошкам аш два о новый мир. Мир абсолютной свободы, повелевающей отправиться в путь по тоннелю канализационной трубы, который - конечно же! - ведет к свету...

 

А я стою у дымососа. Стою, и палец - на курке блестящей кнопки, что на пульте. Нажал... Визжанье. Свет померк. Еще померк. Почти погас. А визг как пилорама входит в череп... И вот визжание исчезло. Остался тихий ровный шум. И свет, пробившись сквозь плафоны, белесой радугой повис над паутиной знойных труб. Теперь - дракон. Дракон - не труп.

 

СНАЧАЛА ПОДАЙТЕ ОГОНЬ, ЗАТЕМ ПУСКАЙТЕ ГАЗ!

СНАЧАЛА - ОГОНЬ, ЗАТЕМ - ГАЗ!

ОГОНЬ - ГАЗ!

 

СМЕСЬ ГАЗА С ВОЗДУХОМ ОБРАЗУЕТ ВЗРЫВООПАСНУЮ

СМЕСЬ!

 

1. Закрыть рабочий кран.

2. Провентилировать топку в течение 10-15 минут.

3. Внести запальник.

4. Открыть рабочий кран.

5. Отрегулировать горение до нормального.

 

ПОМНИ! СМЕСЬ ГАЗА С ВОЗДУХОМ ВЗРЫВООПАСНА!

 

НЕПОЛНОЕ СГОРАНИЕ ГАЗА - ПРИЧИНА

ОТРАВЛЕНИЙ.

 

...И газ невидимой рукой сжимает горло кочегара. Дракон хохочет и ревет. Сейчас он выйдет и завертит в безумной пляске леди газ. Им станет тесно, и стена...

А снег все падает на ветку, что подпирает небеса.